Люди, идолы и боги - страница 73

Тиран сиракузский Агафокл, как рассказывает Диодор Сицилийский[146], пытаясь оказать сопротивление римским завоевателям около 240 года до н. э., тоже обещал городской бедноте «отмену долгов и перераспределение земель» в обмен на их вступление в войско. Но и Сицилия не могла быть спасена. Массевое избиение имущих, жертвами которого в Сиракузах пало свыше 4 тысяч человек, свидетельствует о мятежном огне, горевшем под внешне надежным покровом рабовладельческого строя, и о вековой ненависти к богатым, прорывавшейся порой внезапно и стихийно.

Молитва «Отче наш» свидетельствует о том, что в течение немногих веков древний клич о восстании народа, низведенного до рабского состояния, окончательно «отчужден» в область культа и обряда. А это доказывает, что различные виды идеологии и утопии, в которых выражался протест в Древнем мире (например, миф о «золотом веке» у римлян или о мессианском царстве у евреев), должны рассматриваться не только как один из симптомов упадка и безверия правящих классов античной эпохи, но также как отражение отчаяния терпевших поражение неимущих и угнетенных масс.

Среди всех этих эпизодов борьбы и разочарований масс примечательна и поучительна история Аристоника и его рабов, восставших во имя солнечных божеств Малой Азии, которые задолго до того стали объектом почитания рабов.

Во второй половине II века до н. э., когда в Сицилии разгоралось восстание рабов под главенством Евна, очаги мятежей зажглись во всех важнейших центрах античного общества и огонь побежал от двери к двери, от деревни к деревне, распространяясь и проникая во все поры общества, как впоследствии начинала распространяться христианская идеология, неся с собой отречение и покорность.

С целью затормозить революционное движение были приняты частные меры, особенно на Востоке, которые должны были сделать положение рабов менее отчаянным. Однако недовольство не могло быть приглушено, в волнение прокатывалось от Италии к Греции и от Малой Азии к Эгейским островам, где хозяйничали отряды рабов, принявшихся пиратствовать. Не по этим ли причинам Аттал III, властелин одного небольшого рабовладельческого государства в Малой Азии со столицей в Пергаме, решил перед смертью, в 133 году до н. э., завещать свое царство римскому народу? Существует такая догадка. Но как бы там ни было, является фактом, что под руководством Аристоника, сына некой рабыни-арфистки из Эфеса и, вероятно, сводного брата царя, тотчас разразилось антиримское восстание, которое приняло характер национально и социально-освободительной войны.

Аристоник был отвергнут свободными, к которым он было воззвал. Они видели в римлянах дополнительную гарантию усиления их классового господства (не в первый раз в истории и, конечно, не в последний чужеземцев призывали вмешаться во внутренние дела страны, чтобы спасти достояние господствующих классов). После этого Аристоник обратился к обездоленным, к несчастным, и в первую очередь к рабам, обещая им в случае победы создать государство «без хозяев и без рабов, без богатых и без бедных». Для нас имеет второстепенное значение вопрос о том, насколько эти обещания были искренними и насколько они диктовались условиями борьбы. Массы, к которым обратился Аристоник, с энтузиазмом откликнулись на его призыв, и все Пергамское царство, переименованное восставшими в «Государство солнца"[147], оказалось на целых два года в руках рабов.

Наиболее существенные сведения об этих событиях мы находим у Страбона, в XIV главе его «Географии":

"… будучи побежден ефесцами в морском сражении подле Кумаи, он бежал из Смирны, скрылся на материке, где поспешно собрал толпу бедных людей и призванных к свободе рабов; назвал он их Гелиополитами"[148].

В самом названии «солнечного государства» несомненно звучит отголосок исключительной йопулярности на эллинистическом Востоке «солнечных культов», особенно распространенных в низших слоях общества. Однако за религиозными мотивами скрывалась определенная социальная программа. Государство солнца, царство свободы и равенства, еще раньше было отображено в трактате некоего софиста второй половины V века до н. э., известного в качестве «анонима из Джамблико». Влияние его утопического учения должно было быть и в самом деле велико, если оно сказывалось вплоть до нашего Возрождения.