Шаван сощурился и задумался. Сглотнул. И, гордо подняв голову, произнёс:
— Я люблю и уважаю мою жену. И не стал бы пакостить — будь она хоть трижды тираном. А она не тиран — просто навела лад… Сколько полезного закуплено, сколько полезного построено! Тебе-то подобные «мелочи» безразличны, знаю. А для меня они важны. Ву молодец.
— Меня продержала в тесной клетке целых полгода. Закрыла все «весёлые дома» за пределами Вууны. Запретила ввоз музыкальных ящиков, — Стояла на своём Гиена.
— Всё правильно сделала. Хотя налоги для простого народа я бы уменьшил… Ну да ладно, это не повод устраивать переворот.
— Как знаешь, Шави, — Гиена хлебнула чаю, и зажмурилась от удовольствия. — Если будут ещё дела — обращайся.
— Разумеется, — сказал Казначей. — До встречи! Мне пора.
ГЛАВА 37. ВУДРОШ КРУПНЫМ ПЛАНОМ
Тем временем, под защитой мощнейших стен Книгохранилища, в «слепой» — без окон — комнате, бронированной снаружи и изнутри, работал Махарун-Зив. Он, начальник Тайной полиции Танналара, ненадолго отошёл от дел, и выполнял тайный приказ Ву. Работал мозгом, и труд его был не менее тяжким, чем обработка полей. Махарун изучал тексты. В ярком свете многочисленных ламп, согретый войлочным кафтаном снаружи, и крепчайшим чаем изнутри — он тем не менее зябко ёжился. Зубы мелко стучали. Ибо изучаемое существо было поистине жутким.
В комнате громоздились целые горы текстов. Самого разного происхождения, самого разного возраста, и написанных на самых разнообразных материалах. Тут вам и пергаментные свитки опальных дервишских братств — братств, что не брезговали ни самыми изощрёнными самоистязаниями, ни самым мрачным мистицизмом. Тут и шуршащие папирусные «книги» вездесущих и всеведающих ханаарских торговцев. Тут вам и шаманские письмена баатов, написанные на высушенной человеческой коже. И тонкие гибкие деревянные таблички Липпангов, разрисованные цветными иероглифами, что плавно мерцали. И металлические скрижали Шаюлов и Панаров, покрытые настолько мелким текстом, что его приходилось читать через лупу… И, конечно, научные документы технократов. Белые, чистые, аккуратные.
Всё это куплено за серьёзные деньги — полученные от высоких налогов. Ву-Таама знала своё дело. В управлении племянницей и наследницей она могла ошибаться. Но не в государственных делах.
Длинные узловатые пальцы Махаруна, сильные и ловкие — как у любого ханаарца — виртуозно орудовали пером, словно тонким мечом. Мах записывал самые интересные факты, и свои выводы. Перо так и плясало по бумаге выводя сотни витиеватых букв. Они строились ряд за рядом, словно солдаты Армии Тьмы. Солдаты поющие хвалу своему не-человеческому, и даже не-человекообразному Властелину. Но теперь всё черное войско видно как на ладони. И его Хозяин тоже. А когда чётко видишь и понимаешь врага — страх становиться переносимым.
Картина кошмарного Зла открывалась во всей своей потусторонней «прекрасности»…
* * *
Время шло. Мир Суллинар, хоть и больной, продолжал жить и вращаться. Люди, прочие разумные существа — суетились, враждовали, заключали союзы двух против третьего, хранили надежды, и несмелые мечты. А глубоко в недрах мира, посреди холодной воды пещер, во тьме, которую не рассеивали даже мириады огней, дремал Даритель кошмаров. Он же — Безликий хозяин, он же — Пожиратель. Он же — обладатель ещё более полусотни громких «титулов». Огромный, желтый, жирный, хитрый, мудрый и спокойный. Главное зло — гриб Вудрош.
Людское племя Баатов прозвало его Тысячеглазым. Его многочисленные очи зрили сквозь материю — хотя не видели света. От них было сокрыто видимое живым — зато открыто многое, чего живые не замечали. Свет всегда отбрасывает тень — и наблюдая за её движением, гриб определял откуда сияние. И принимал меры… Самые сведущие из Баатов — Койсога — напоминали, что он ещё и «тысячеухий». Ибо слух — развит! Хотя всё же без ушей — «тысячеухий» — красивая метафора.
Мудрейшие из людей — Шершни, потомки степняков, прозвали его Способным учуять. И правда — чуял малейшую опасность получше пса.
Раса Шаюлов, сведущая в алхимии, знала его под именем «Отец Яда». Ибо невидимый яд, порождаемый им, отравлял душу мира — и тело тоже.
