И вот однажды в офис конторы, где я работал, зашёл земляк моей супруги Валера Краснокутский.
– А Николая Архиповича Краснокутского вы, случаем, не знаете?
– Так это мой отец!
Вот так. Земля, как оказалось, не только круглая, но ещё и очень маленькая, раз такие встречи происходят.
– И как там Архипыч?
Долго мы с Валерой общались. Он и о себе поведал, и про отца рассказал. Завершил Николай Архипович военную службу, на пенсии нынче. Оформляет компенсацию за концлагерь, оказалось, у немцев и после войны всё в порядке. Как у них там говорят: alles ist abgemacht! Получил Николай Архипович документ, что он действительно был подневольным восточным рабочим, причём быстро получил, один запрос – и вот она справка, на руках. Здоровье вроде как по возрасту, старые болячки не особо себя проявляют, но всё же помнит он и удар прикладом по голове, и избиения, всё помнит. Молчун он, как и прежде. Больше садовым участком своим занят, зеленью, ягодами и фруктами.
Порадовался я за своего сослуживца, от души порадовался.
Это был 1998 год.
Не часто мы общались с Валерием Николаевичем, сыном Архипыча, но общались. С праздниками поздравлялись и так, по-дружески, порой болтали, тем более что общие темы есть, как-никак в одном городе жили. И вот как-то весной двухтысячного принёс Валерий тяжёлую весть. Умер его отец. Чуток не дожил до семидесятипятилетнего юбилея.
Семьдесят пять, конечно, солидный возраст. Огромные испытания, трагедия концентрационного лагеря позади, тяжелейший жизненный путь. Казалось бы, горько сознавать, что ушёл человек. Однако что поделать, такова жизнь.
Но то, о чём мне рассказал Валерий, повергло меня в шок. Просто в шок.
Как оказалось, не умер Николай Архипович, убили его. Да. Именно так.
Убил его пьяный дебил, приставший на улице к девушке. Архипыч просто сделал ему замечание, не позволил измываться над совсем юной девчушкой. Отстал вроде пьянчуга, ушёл в сторону, а спустя некоторое время, нагнав старика, ударил сзади бутылкой по голове. И всё это среди белого дня, среди людей. Упал Николай Архипович. Очнулся уже в больнице. Плох был совсем. Долго ещё боролся за жизнь. Почти полтора года карабкался, но всё же удар этот оказался тяжелее немецкого приклада, смертельным оказался для него этот удар.
* * *
Смерть человека – это всегда горе. Умирает человек, и это неизбежно. Смерть – непрошеный гость, но гость этот рано или поздно к любому постучится в дверь, перед ним все равны. Однако в душе я не мог смириться с тем, что произошло с Архипычем. Не мог понять, как человек, прошедший такие тяжёлые испытания, три года каждый день шагавший по краю бездны и победивший её, эту костлявую старуху с косой, вот так просто был убит каким-то выродком, недочеловеком, залившим свои зенки водкой.
Страшно было думать об этом.
Но так произошло.
Я по-доброму вспоминаю Николая Архиповича, его усталый взгляд, чуть косоватую улыбку, его мощные, натруженные руки. Помню и его слёзы, и ту самую горбушку хлеба на столе.
Прощай, Архипыч. Прощай, старина.
Человека этого люди называли Учитель. Звали его так в довоенные времена, когда, окончив педагогический техникум, в возрасте восемнадцати лет учительствовал он в деревенской школе. С началом войны для многих учителем был он в партизанском отряде, где служил разведчиком. Позднее, уже после победы над Германией, где бы он ни работал, всё одно, Учителем его величали. Даже когда стал директором школы, всё равно оставался для окружающих просто Учителем. В звание это люди вкладывали смысл разный, каждый по своему разумению. Он и наставник, и гуру, и просто учитель, и педагог, ну и, конечно, был он для многих старшим товарищем.
Почему, как он заслужил такое уважительное отношение людей?
Родился Глеб Николаевич в Тамбовской области, в небольшом посёлке Карай-Пущино Инжавинского района, в 1920 году. Сложное это было время. Некогда хлебная Тамбовщина, пожалуй, более других губерний новой России страдала от продразвёрстки, хлеб у крестьян выгребали дочиста, буквально горсточки оставались селянам на проживание. Естественно, недовольство местного населения было значительным, а значит, формировалась и мятежная база. Именно здесь и бесчинствовали антоновцы. Сложно шло становление советской власти, но всё же шло. Отец Глеба трудился колхозным конюхом. Как и большинство семей, Поповы жили на воде и хлебе, бедно жили. Тут ещё и горе навалилось: через год после рождения близняшек, Глебки и братика, умерла мать, а чуть позднее его братик-близнец. Вдовец спустя год привёл в дом женщину, у той свои были ребятишки, так что легче жить не стало, теснее – да. Маленькому Глебу тяжелее всех было. Мамки нет, братик умер, у мачехи своих забот полон рот. Замкнулся паренёк, а замкнувшись, к книге потянулся. Всё, что в доме было, прочитал. Когда в школу пошёл, он уж и писать умел, и считать. Вроде как и не помогал никто, разве что соседская девчушка, Настя, толчок грамотности его дала. Старше Глеба она была лет на пять, ей, видимо, интересно было с мальчиком играть, он как кукла, симпатичный, игривый, к тому же послушный и способный.