Но тут подошел парень из пекаревой команды, швырнул на крышу камень, и голуби разлетелись.
Этого было достаточно.
Парень из Натановой компании хватил пекарского приспешника дубиной по ногам. Тот упал и завопил. Тогда налетели другие — и началось побоище. Дубины взметнулись вверх, закружились над головами. С обеих сторон появились жертвы: поверженные наземь парни лежали с окровавленными лицами. Прибежал с бойни слепой Лейб и стал размахивать дышлом. Натан схватил пекаря одной рукой за лацканы, чтоб не убежал, а второй дубасил его по бокам, стараясь угодить в печенку… Пекарь рухнул, а над головами дерущихся в тревоге летали голуби, точно понимая, что драка возникла из-за них. Они хлопали крыльями и наконец взмыли в поднебесье.
Отделав пекаря так, что он уже с места двинуться не мог, парни отошли — посмотреть, что будет дальше.
Господь помог, голуби «сговорились», и самец заманил голубку в Натанову стаю.
Команда Натана торжествовала, а в пекаревой компании стали подумывать об отмщении.
Ночью пекарь пробрался в хлев реб Исроела, где помещалась голубятня, и стал душить птиц одну за другой.
Голуби, почуяв чужую руку, начали хлопать крыльями и с шумом летать по голубятне. Юзефа, спавшая в каморке за голубятней, всполошилась, вошла в дом и дернула Натана за чуприну:
— Паничу! Кто-то шебаршит на голубятне!
Натан схватил железяку, которая постоянно лежала возле его кровати, и помчался в хлев.
У самого входа кто-то так огрел его чем-то по голове, что из глаз посыпались искры. Но Натан, покачнувшись, сгреб злодея, заткнул ему рот, чтоб не мог кричать, и колотил по голове и «под вздох» до тех пор, пока сам не почувствовал, что хватил лишку. Тогда он взял своего врага за голову, стащил вниз и отнес к порогу его дома…
Спустя несколько дней Натана посадили за решетку. Однако не так-то просто было взять такого парня! Старшего стражника, который пришел за ним, Юзефа заманила в сарай (ей надо, мол, сказать ему кое-что…). Старший охотно последовал за Юзефой. Но в темном сарае представителя власти поджидали… Ребята так обработали его, что второй раз прийти за Натаном он уже не смог. В городе стали побаиваться парня, поползли разные слухи… Натан ходил по улице с нагайкой в руке и в сопровождении пса, пока не налетели на него трое караульных с двумя стражниками и не отвели в острог.
Между тем пекарь скончался. Горожан объял ужас, возраставший день ото дня. Рассказывали разные истории: то тут, то там крестьяне объединяются и что-то замышляют… Ехиел, который ходит по деревням, рассказывал в синагоге, что какая-то крестьянка предложила ему посмотреть в зеркальце. Он посмотрел и увидал в нем голову раввина… И крестьянка заявила, будто она что-то наколдовала. Поползли слухи о ритуальных убийствах. В окрестных деревнях ходила молва, что ночью кто-то напал на молочниц и ограбил их. Евреи собрались у раввина. Решено было объявить пост. Богачи уехали из города. В Синагогальном переулке словно сама смерть прошла, размахивая черными крылами. В синагоге по целым дням горели свечи и люди читали псалмы. Матери целовали своих младших детей и заживо оплакивали их юную жизнь… Помолвки и свадьбы откладывали «на после», когда «все кончится благополучно». Евреи-сторожа по ночам ходили по улицам с толстыми дубинами. Псаломщики ночи напролет читали псалмы в синагоге.
Натан поглядывал из-за решетки в окне, выходившем на базар. Каждое утро Юзефа водила мимо тюремного окошка Буланого, показывая, что конь вычищен как полагается. Башка и собака Борек целыми днями лежали тут же, и хозяин разговаривал с ними из-за решетки. А команда «натановцев» ежедневно гоняла голубей, и Натан, наблюдая, отдавал распоряжения.
Жителей города все больше охватывал ужас. Люди бродили как тени. Евреи стали бояться русских и поляков, с которыми жили всегда в мире. Водонос, доставлявший воду в еврейские дома, будто бы сказал одному из своих клиентов, что в праздник святого Иоанна, во время ярмарки, он примется за дом Мошковского. Мужик зажигающий по субботам свечи в синагоге, якобы станет надзирателем, а могильщик сделается начальником, и евреи должны будут ему платить… Евреи выслушивали все эти россказни и цепенели от страха. Девушек отсылали из дому к каким-то новоявленным дядям и теткам, туда же отправляли детей. Синагогальный переулок приготовился: «Мы в руце твоей, господи, поступай с тми по разумению твоему!»
