– Господь всемогущий! – воскликнула она, чуть не упав.
– Корсеты – проклятие женщин, сапоги – мужчин, – подтрунивал над ней Эдвард.
– Неудивительно, что джентльмены нанимают камердинеров, – пробурчала Мэри со вздохом.
– Так как же, помочь тебе?
– Нет, – решительно заявила Мэри. Она должна справиться! Она сумела сбежать из сумасшедшего дома, в одиночку пересекла половину Британии и научилась неплохо управляться с пистолетом, так что теперь вполне могла с приличного расстояния застрелить кого-нибудь. И, уж конечно, она справится с какими-то сапогами!
Сделав глубокий вдох, Мэри прибегла к крайней мере – приподняла юбки и зажала ногу Эдварда между коленями. Несмотря на сбившиеся кольца кринолина, угрожавшие вот-вот опрокинуть ее, она умудрилась найти равновесие, упереться носком в пол и ухватиться за сапог. Стиснув зубы, она потянула сапог на себя. Тот соскользнул с ноги, а сама Мэри свалилась на пол.
– Вот видишь! – победно закричала она, держа сапог в руке.
Эдвард смотрел на нее, широко улыбаясь.
– Ты справилась, проявив при этом восхитительную невозмутимость и присутствие духа.
Мэри отбросила сапог в сторону и скомандовала:
– Теперь второй!
Герцог покорно кивнул, понимая, что предлагать ей помощь было бы бессмысленно.
Вскоре Мэри, уже вполне уверенно, стащила второй сапог.
– Могу я теперь опустить ноги?
– Разумеется. – Она отбросила сапог и рассмеялась, радуясь одержанной победе. – И теперь я могу беспрепятственно…
– Еще остались брюки, – перебил Эдвард.
– Ах да, конечно! – Как она могла забыть про болтавшиеся на его коленях брюки? И тотчас же ожили неприятные воспоминания, грозившие уничтожить захлеставшее ее желание. Пришлось напомнить себе, что Эдвард не был одним из тех мерзавцев.
Мэри снова сделала глубокий вдох и стала на колени. Голова немного кружилась, а в глазах туманилось, когда она опускалась на мягкий ковер. Собравшись с духом, она стянула с Эдварда брюки, и теперь на уровне ее глаз находились его колени и пах. Ах, как же ей хотелось провести кончиками пальцев вверх по его ноге, а затем…
– Только если сама захочешь, – внезапно проговорил Эдвард хрипловатым голосом.
О, она хотела! Ужасно хотела!
Мэри улыбнулась про себя и попросила:
– Ляг, пожалуйста.
Герцог улегся и, закинув одну руку за голову, полностью расслабился – будто лежать нагим перед женщиной было для него самым обычным делом.
Мэри прикусила губу, пытаясь сосредоточиться. Весь ее прошлый опыт соприкосновения с мужским органом был столь омерзителен, что ужасала одна лишь мысль об этом.
– Мне хотелось бы дотронуться до тебя, но я не хочу, чтобы ты трогал меня, – пробормотала она со вздохом.
– Да, конечно, – отозвался Эдвард. В глубине его глаз мерцал огонь.
Стоя у кровати, Мэри медленно протянула руку и положила ладонь на горячее бедро Эдварда. Почти тотчас же его возбужденная плоть начала подрагивать – словно просила к себе внимания. Мэри в смущении пробормотала:
– Почему так происходит?
Из груди герцога вырвался гулкий смех.
– Потому что прикосновение твоих рук сильно возбуждает и заставляет жаждать продолжения. Только не спрашивай меня про анатомию – я об этом ничего не знаю. Ты уверена, что хочешь продолжить?
С сомнением в сердце, не в силах решить, чему довериться – любопытству или осторожности, – Мэри призналась:
– И да, и нет.
– А почему нет?
Ох, как же объяснить? Не хотелось сейчас говорить о тех гадких образах, что всплывали в ее памяти.
– Слишком неприятный опыт, – ответила наконец Мэри.
– Глупо бояться всех собак на свете только потому, что одна из них тебя укусила.
Эти слова герцога вызвали у Мэри вспышку гнева. Да как смел он низводить ее страдания до банальнейшей поговорки? Но, с другой стороны, он был прав. Эдвард ни разу не дал ей повода усомниться в его честности.
– Что ж… – Она резко положила ладонь на его чресла.
Эдвард от неожиданности вздрогнул и прохрипел:
– Осторожней!..
Ослабив давление, Мэри сосредоточилась на ощущении возбужденной мужской плоти – одновременно и мягкой, и твердой. Да еще и горячей. «Хм… как странно…» – подумала она. И, немного осмелев, начала ласкать Эдварда. Он вздрогнул и, судорожно схватив ртом воздух, вцепился в простыни.
