Когда брюки были спущены до коленей, ей, чтобы снять их совсем, следовало опуститься на корточки. Но при мысли об этом из горла ее вырвался нервный смешок.
– Смеешься надо мной, милая? – послышался бархатный голос Эдварда.
Подавив смех, Мэри пробормотала:
– Нет, разумеется. Однако… – Чуть отступив, она многозначительно посмотрела на озадаченного герцога. – Было бы логичнее сначала снять сапоги.
– Милая, к черту логику! Давай я сам все побыстрее сниму.
Мэри с улыбкой покачала головой.
– Нет, не согласна. Вот только… я была бы очень тебе признательна, если бы ты сел на кровать.
Герцог с сомнением посмотрел на свои спущенные до коленей брюки, затем – на стоявшую чуть поодаль кровать. После улыбнулся и сказал:
– Как пожелает моя леди.
Неловко развернувшись, он поковылял к кровати.
Глядя на него, Мэри с трудом удерживалась от смеха. Эдвард Барронс, герцог Фарли, полуобнаженный, со спущенными брюками, шел, переваливаясь как гусь. И все равно умудрялся выглядеть достойно!
Мэри зажала ладонью рот, чтобы не расхохотаться. Но затем она взглянула на его ягодицы – и тут ей уже стало не до смеха. На смену веселью пришло жгучее желание, от которого, казалось, забурлила кровь.
Эдвард тем временем уже уселся на белоснежное покрывало и немного откинулся назад.
– Так подойдет? – спросил он, внимательно глядя на Мэри.
Она с улыбкой кивнула:
– Да. Не двигайся.
– Слушаюсь, миледи.
Мэри быстро подошла к кровати. Только на этот раз, рассматривая мускулистую грудь Эдварда, она, не удержавшись, бросила взгляд пониже. И уже не смогла отвести глаз… Причем чем дольше она смотрела, тем больше становилась восставшая мужская плоть – будто бы слушала ее команды. В этом не было ничего пугающего, скорее – наоборот, мужское тело словно молило о ласке. Мэри охватило любопытство, уже не оставлявшее места страху.
– Ты не обязана ничего делать, если не хочешь, – неожиданно сказал Эдвард.
Она, наконец, подняла голову и взглянула ему в лицо.
– Ты неправильно понял мое замешательство.
– Неправильно? – переспросил он.
Мэри с улыбкой кивнула:
– Да. Мне любопытно, но вовсе не страшно.
– Рад, что не вызываю у тебя отвращения или страха.
– Видишь ли, мне ни разу не доводилось ложиться с мужчиной на моих условиях. Со мной никогда не считались.
Лицо Эдварда багровело от бешенства: он тотчас же понял, что речь шла о надзирателях в приюте, издевавшихся над беззащитной девушкой. Встреть он их сейчас – убил бы на месте.
С трудом обуздав свою ярость, герцог проговорил:
– Я не трону тебя, не сделаю ни одного движения, пока ты сама не попросишь.
– А если я попрошу тебя стать на голову?
Эдвард опустил ноги с кровати.
– Я выставлю себя посмешищем, но если тебе так угодно…
Мэри уперлась рукой в его плечо и толкнула обратно на постель.
– Не нужно! – рассмеялась она. – Но мне приятно знать, что ради меня ты готов на такой подвиг.
– На любой подвиг – лишь бы видеть тебя счастливой.
– О, Эдвард… – Ее взгляд задержался на его губах – ужасно хотелось приникнуть к ним снова. – Эдвард, ну что за глупости?..
– Чистейшая правда, – заявил он с усмешкой. – Правда, которой не так-то просто от меня добиться.
Мэри удивилась, заметив в его глазах огоньки мальчишеского озорства. Только с ней Эдвард позволял себе весело шутить. Но неужели он… Об этом даже страшно было подумать.
Уже давно Мэри привыкла к мысли, что никогда не будет достойна любви. Более того, после всех унижений она просто не верила в любовь. Но вот и сейчас… Эдвард вновь пробудил у нее надежду на счастье. И сердце тотчас заныло от тоски по любви.
Но мог ли герцог Фарли полюбить ее такой, какая она была – со всеми ужасами ее прошлого и туманным будущим? Абсурдность такого предположения все же не убила робкую надежду.
Заставив себя улыбнуться, Мэри сказала:
– Что ж, начнем с сапог. Сэр, не могли бы вы вытянуть ноги?
Эдвард тут же приподнял ноги.
– Ты уверена, что моя помощь не понадобится? Знаешь ли, сапоги могут быть дьявольски коварными.
Мэри усмехнулась.
– Думаю, я как-нибудь справлюсь.
– Как пожелаешь.
Собравшись с духом, Мэри ухватилась обеими руками за герцога и с силой потянула на себя. Безрезультатно. Нахмурившись, она удвоила усилия – ведь сапоги были последним препятствием на пути к полному разоблачению Эдварда.
