– Позвольте мне сформулировать, Кевин, – очень тихо произнесла Абрио. – Вы говорите мне, что считаете, будто мы, вероятно, снова воюем с манти не потому, что они сфальсифицировали нашу дипломатическую переписку, а потому, что это сделали мы?
– Да. – Всегда глубокий голос Ушера скрежетал подобно камнедробилке. Он глубоко вздохнул. – Я не утверждаю, что убеждён, будто случилось именно это, однако я боюсь, что так может быть, Дэнни.
– Почему? – потребовала ответа та.
– Отчасти из-за сообщений Вильгельма. – Ушер откинулся в своём парящем кресле. – После ликвидации организации Сен-Жюста мы потеряли многих из наших лучших источников информации, однако ему всё же досталось несколько информаторов в мантикорском министерстве иностранных дел. Не таких высокопоставленных, как раньше, но достаточно серьёзных, чтобы слышать частные разговоры постоянных помощников заместителей министра. И согласно им, каждый – каждый, сверху донизу – убеждён, что это сделали мы.
– Это может не значить ничего, – возразила Абрио. – Успешное проведения подобного мероприятия потребовало бы очень высокого уровня секретности. Кроме того, это было проделано правительством Высокого Хребта, а не теперешним. Так что к настоящему времени все участвовавшие в этом, вероятно, так или иначе оставил службу.
– Согласен. Однако люди, которые настолько убеждены в том, что в этом дельце повинны мы, это те, кто сменил приспешников Высокого Хребта. Все остальные сплетни, какие только донесли до нас источники Вильгельма, до последних мелочей подтверждают необычайное презрение, которое они испытывают к своим непосредственным предшественникам. Если бы была даже наималейшая возможность, что хоть кто-то из компании Высокого Хребта был причастен к подтасовкам, кто-нибудь к настоящему времени это бы уже откопал. Дэнни, ты ведь также как и я знаешь, что неизбежно незнамо из каких щелей вылезают любители теории заговоров. Если учесть безрассудную ненависть, которую большинство мантикорцев испытывают по отношению к кому угодно хотя бы отдаленно связанному с правительством Высокого Хребта, то кто-нибудь из этих конспирологов наверняка использовал бы любую зацепку, даже если бы это была одна из тех самых вызывающих содрогание городских легенд «без балды», чтобы поделиться ею с коллегами во время перекура. Но никто не обронил об этом ни слова. Никто.
– Гммм… – Абрио пощипала свою нижнюю губу и пожала плечами. – Может и так. Но должна вам сказать, шеф, что это звучит чрезвычайно необоснованно.
– Я же сказал, что это только часть доводов, – напомнил ей Ушер. – Есть и другие факторы – можно сказать витают в воздухе. Одним из них является то, насколько хорошо я знаю наших собственных деятелей.
– Шеф, я и сама ненавижу Джанколу до глубины души. И что бы он ни натворил, я ничуть бы не удивлюсь. Но, как бы мне ни хотелось представить его в качестве виновника случившегося, я полагаю вы всё же преувеличиваете. Во-первых, он умён. Он должен осознавать, что рано или поздно победитель, кто бы им не оказался, наложит свои лапы на дипломатические архивы другой стороны. Во-вторых, как бы я его ни презирала и подозревала, я не могу представить себе его преднамеренно развязывающим войну только лишь для удовлетворения собственных политических амбиций. Особенно, когда нет возможности быть уверенным, что мы собираемся выиграть эту хрень. И, в третьих, каким таким образом он мог бы провернуть это так, чтобы больше никто в госдепе не понял, что Джанкола внёс правки в исходные тексты дипломатических нот?
– Я никогда не говорил, что Джанкола дурак, – спокойно ответил Ушер. – И, отвечая на твои первое и второе замечания, я никогда не утверждал, что он намеревался развязать войну. Если мои параноидальные подозрения верны, он намеревался создать кризис, который смог бы успешно «разрешить» в качестве демонстрации собственной компетентности и непоколебимости, чтобы усилить свои позиции к тому моменту, когда, несколько лет спустя, он выдвинет свою кандидатуру на президентский пост. Если бы он осуществил именно то, что, как я полагаю, планировал, войны бы не было и ни одна из сторон не получила бы доступа к архивам другой. Вероятно, прошли бы по меньшей мере десятки лет, прежде чем кто-либо получил возможность сравнить оригиналы.
