Однако когда она пригляделась к нему и ощутила его эмоции, то поняла, что этот молодой человек был вовсе не «непримечателен».
В своё время Хонор Александер-Харрингтон знавала довольно много опасных людей. Зилвицкий был одним из них, также как и, на свой собственный смертельный манер, молодой Спенсер Хаук, даже здесь бдительно защищавший её. Однако этот молодой человек вызывал отчётливое, полное и беспримесное ощущение клинка. По сути дела, его мыслесвет был так близок к мыслесвету древесного кота, как только Хонор когда-либо ощущала у человека. Безусловно не злобный, однако… прямолинейный. До крайности прямолинейный. Древесные коты делили врагов на две категории: тех, с кем уже поступили соответствующим образом, и ещё живых. Мыслесвет этого непримечательно выглядящего молодого человека в этом отношении ничем не отличался. В нём не было ни намёка на злой умысел. Во многих отношениях он был прозрачен и невозмутим, подобно глубокому, неподвижному омуту. Однако в глубинах того омута скрывался Левиафан.
За многие десятилетия Хонор узнала себя. Не в полной мере, но лучше, чем это удавалось большинству людей. Она столкнулась с живущим внутри неё волком, склонностью к насилию, темпераментом, скованным дисциплиной и направленным на защиту слабых, а не на охоту за ними. Она видела эту часть себя отражающейся в зеркальной поверхности неподвижной воды характера этого молодого человека и с внутренним содроганием осознала, что он ещё более склонен к насилию, чем она сама. Не потому, что жаждал этого хоть на кроху сильнее её, но из-за своей сосредоточенности. Своей цели.
Он не был просто Левиафаном; он был ещё и Джаггернаутом. Столь же преданный защите людей и вещей, о которых он заботился, как и она, но намного более беспощадный. Она могла охотно пожертвовать собой за то, во что верила; этот человек мог во имя этого пожертвовать всем. Не для достижения личной власти. Не за деньги. Но потому, что его вера и цельность, с которой он держался своей веры, были слишком сильны для чего-то ещё.
Однако хотя он был столь же чист в своих стремлениях, как мясницкий топор, он совершенно не был ни сдвинутым психопатом, ни фанатиком. Его сердце обливалось бы кровью при мысли о том, что он принёс в жертву. Просто он в любом случае сделал бы это, потому что заглянул в глаза себе и своей душе и принял то, что там увидел.
– Капитан, могу ли я предположить, – негромко произнесла Хонор, – что политические связи, если можно так выразиться, этого молодого человека могли бы сделать его для этих официальных разведслужб несколько persona non gratis[[44]?
– Ну, думаю, что можно и так выразиться, ваша милость, – Зилвицкий безрадостно улыбнулся. – Герцогиня Харрингтон, позвольте представить вас специальному агенту Федеральной Разведывательной Службы Республики Хевен Виктору Каша.
Каша невозмутимо смотрел на Хонор, однако она ощущала, как за его невыразительным фасадом вскипает напряжение. «Эти «просто коричневые» глаза намного глубже и темнее, чем я поначалу думала, – отметила Хонор, – и замечательно скрывают творящееся позади них».
– Агент Каша, – повторила она почти напевным тоном. – Я слышала про вас кое-что поразительное. В том числе и о роли, которую вы сыграли в недавней… перемене лояльности Эревона.
– Надеюсь, вы не ожидаете моего заявления о том, что я сожалею об этом, герцогиня Харрингтон. – голос Каша был внешне столь же спокоен, как и его глаза, несмотря на усилившиеся нехорошие предчувствия.
– Разумеется не ожидаю.
Она улыбнулась и отступила на полшага, ощущая, как напрягся стоящий за ней Хаук при объявлении личности Каша, затем показала рукой на комфортабельные кресла.
– Присаживайтесь, джентльмены. А затем, капитан Зилвицкий, вы наверное сможете мне разъяснить, что именно делаете здесь в компании одного из пользующихся самой дурной славой тайных агентов – если это не оксюморон[45] – на службе страшной Республики Хевен. Уверена, это будет обворожительно.
Зилвицкий и Каша переглянулись. Это было мимолётное переглядывание, более ощущаемое, чем заметное. Затем они синхронно уселись. Хонор разместилась в обращённом к ним кресле, Нимиц перебрался к ней на колени, а Хаук сдвинулся немного в сторону. Она ощутила понимание Каша того, что движение Хаука высвободило его оружие и убрало Хонор с линии огня. Хевенит не продемонстрировал открыто, что он это заметил, однако Хонор отметила, что на самом деле его скорее это позабавило.