Мари — Аде
Нет ничего проще, скажет Александр Дюма-сын, чем быть любимым девственницей. «Быть любимым чистой молодой девушкой, открыть ей впервые чудесную тайну любви, конечно, большое блаженство, но это самая пустая вещь на свете. (…) Но быть искренне любимым куртизанкой — это более трудная победа. У них тело иссушило душу, похоть сожгла сердце, разврат сделал чувства непроницаемыми. Они уже давно знают те слова, которые им говорят, им знакомы те средства, которые употребляют; даже любовь, которую они внушают, они раньше продавали».
В высшей степени правдоподобная история любви дебютирующего писателя и известной куртизанки по имени Мари Дюплесси началась в один из сентябрьских вечеров 1844 года.
В этот день сын Александра Дюма отправился нанести визит своему прославленному отцу в его сен-жерменский дом. По дороге он повстречал одного молодого мошенника, пока еще очень симпатичного сына комедиантки Дежазе, который унаследовал от своей матери пикантную красоту и входной билет во все ложи и за все кулисы всех без исключения парижских театров. Там, среди очаровательных актрис, он вел развязную жизнь, что доставляет столько удовольствия, когда тебе только двадцать пять и когда у тебя в карманах полно золота.
Дюма-сын был немного моложе и немного беднее. Достигнув возраста двадцати пяти лет, он так и не написал ничего заметного и временно довольствовался тем, что был сыном своего отца. Одетый, словно денди, он совмещал в себе атлетическую фигуру, свойственную всему семейству Дюма, с легкостью манер, которые восхищали его отца, писавшего, что у сына было «самое безумное, самое увлекающее, самое одержимое красноречие, которое мне только приходилось видеть у молодых людей».
Вернувшись в Париж, два кавалера обнаружили практически пустынную столицу. На бульварах не было обычной лихорадки. Позднее потепление опустошило парижские улицы, так как все, кто оживлял своим присутствием парижские ночи, уехали за город. Отобедав, они праздно направились в Варьете, где давали скучный водевиль. Перед их лорнетами кружилась карусель очаровательных улыбок. Дюма случайно остановил свой бинокль на ложе, которую занимала белокожая женщина; с одной стороны от нее стоял букет кремовых камелий, с другой — коробка с конфетами. Ее байроническая бледность чудесно сочеталась с бархатом, которым была обита балюстрада, где томно распростерлась ее рука, в красоте которой она не сомневалась. Высокая, худая, черноволосая, она напоминала статуэтку из саксонского фарфора. Без малейшего усилия она сохраняла свое кошачье безразличие перед «взглядами, сверкающими, как вулкан» (так сказал Жюль Жанен), которые устремлялись к ней. Время от времени, изящно изгибая бюст, она оборачивалась, чтобы бросить несколько слов в темноту в глубине ее ложи. Лишь у шлюх и графинь могло быть такое изящество. Следовательно, это чудо не было графиней. Она называла себя Мари Дюплес-си и в течение нескольких лет была в центре внимания парижских светских хроник, прежде всего благодаря изобретательности и развязности, с которыми она издевалась над пресмыкавшимися перед ней любовниками.
Она родилась 16 января 1824 года в маленькой коммуне департамента Орн. Ее окрестили Розой Альфонсиной Плесси. Покинутая своей матерью, она была воспитана бедной кузиной, и та часто приходила в ужас из-за горячего темперамента девочки, бросавшего ее в объятья всех юношей коммуны. Ее отец, которого все считали колдуном, отвез ее в Париж и оставил у модистки из Пале-Рояля, а выражаясь прямо — у сводни. Она там не пожелала остаться, а предпочла свободный полет, управлявшийся лишь ее настроением, которое и привело ее наконец, как говорят, в тюрьму Сен-Лазар, где содержали проституток, заразившихся сифилисом. Один знаменитый журналист утверждал, что встретил ее «однажды ночью, когда она брела со стороны Понт-Нефа (…). Шумный жир звонко кипел в сковороде торговца и перед этим гармоничным звуком в изумлении и как будто прельщенная спектаклем, доставлявшим ей невиданное блаженство, остановилась очаровательная, хрупкая и нечесаная девушка, похожая на отвратительную улитку. Она грызла зеленое яблоко, которое, казалось, презирала. Жареный картофель был ее мечтой; я купил для нее большой кулек».
