Щеки ее были капельку подрумянены, а губы тронуты помадой. Миндалевидные глаза были мастерски обведены черной краской для век, отчего она выглядела экзотично и неуместно, словно китайская ваза в домике фермера.
– Фелисити! Моя драгоценная девочка! – воскликнула она и, широко распахнув руки, заключила ее в теплые объятия. Она еще не успела переодеться и была в дорожной накидке, подбитой мехом норки.
– Нянюшка Джамилла, – сказала Фелисити, – очень мило, что вы приехали навестить нас. – Она надеялась, что та поймет этот прозрачный намек.
– Навестить вас? Что за вздор! Я приехала, чтобы помогать вам. – Она широко улыбнулась и, дотянувшись до Талли, схватила ее в объятия. – Теперь, когда мои девочки снова со мной, все будет хорошо. Но эта Англия – какой ужас! Здесь так холодно! Разве они не знают, что мне необходимо тепло?
– Я сообщу об этом королю, – пообещала Талли, выдираясь из объятий Джамиллы.
Воспользовавшись удобным случаем, Фелисити тоже вырвалась, и сестры, чтобы воспользоваться преимуществом численного превосходства, встали по обе стороны от тетушки Минти и Пиппин.
– Это было бы великолепно, – заявила Джамилла. – Я с удовольствием встречусь с ним. Как это делается? Завтра будет не слишком рано?
– Король, видите ли… – запинаясь, произнесла Пиппин.
– С ним сейчас нельзя встретиться. Он болен, Джамилла, – сказала Фелисити, – так что никакого приема во дворце не будет.
– Но он должен быть, – заявила Джамилла, – Потому что я теперь не просто герцогиня де Фрэн, а принцесса Джамилла Конеллас.
– Принцесса? – охнула Пиппин.
Тетушка Минти презрительно фыркнула, пробормотав что-то о жемчуге и свиньях.
Джамилла сделала несколько шагов и встала у огня.
– Принцесса. После того, как ваш отец покинул меня…
– Он получил назначение в Вену, – поправила ее Фелисити.
– …мое сердце было разбито, – промолвила эта женщина, поднося руку ко лбу.
– Она никогда не знала, где у нее находится сердце, – прошептала Талли.
Джамилла взглянула на сестер испепеляющим взглядом, достойным королевы… или принцессы.
– Когда в моей жизни произошел столь трагический поворот…
– Появился герцог… – напомнила ей Фелисити.
– Старик, – сказала она, отмахнувшись рукой. – Он не понимал мои чувства, мои потребности. А ваш отец… – Видимо, у нее хватило здравого смысла, чтобы сообразить, что молодые леди не захотят услышать то, что она собиралась сказать, поэтому она соответствующим образом перестроила свой рассказ. – Ваш отец был лучом света в моей мрачной жизни. А потом света не стало, и не успела я оглянуться, как мой бедный де Фрэн… – Она всхлипнула и элегантным движением протянула руку, а Нада, ее верная служанка, вложила в руку хозяйки носовой платочек, потоку что упоминание о дорогом покойном герцоге всегда предвещало такую потребность.
Потом старая служанка вернулась на свое место рядом с Азизом.
Фелисити приветливо улыбнулась верным слугам Джамиллы, но они стояли неподвижно, словно пара гипсовых статуэток. Оба они прислуживали своей хозяйке с ее детства, и их преданность ей была безгранична… пусть даже иногда хозяйка бывала невыносимой.
Джамилла приложила к носу шелковый платочек, потом уронила его на пол и подошла к окну.
– Трагично, что де Фрэн умер – как умирают все старые люди – вскоре после того, как меня оставил ваш отец. – На сей раз Фелисити даже не стала исправлять ее. – Когда я осталась без покровительства мужа, мой отец решил отослать меня назад, на его родину, потому что думал, что его кузен, султан, возможно, сочтет меня миловидной. Увы, по дороге меня высадили на берег в Греции, но самой судьбе было угодно, чтобы я встретила там моего дорогого Конелласа.
– Принца?! – с благоговейным трепетом воскликнула Пиппин.
– А теперь позаботимся о моем размещении, – заявила она. – Мой багаж следует внести наверх. Мне потребуются три служанки и четыре – нет, лучше пять – ливрейных лакеев, причем одному из них придется немедленно раздобыть следующие предметы. До конца дня! – Она прищелкнула пальцами, и Азиз извлек откуда-то из недр своих одеяний список.
– Но, Джамилла, у нас нет места… – попыталась возразить Фелисити.
