«Что ж, это объясняет продажу земли, – подумала Шелли. – И время подходит».
Еще раз оглядывая озеро, она с удивлением почувствовала, что за ее гневом и растерянностью стоит ощущение утраты. Право прохода было частью ее наследия, преданий, окружавших фамильную вражду Боллинджеров с Грейнджерами. Она первой готова была признать, что им давно следовало отказаться от этого права. Оно было им не нужно уже много десятков лет. Как раз на грани столетия ее прадед купил кусок земли, связывавший владения Грейнджеров с Тилда-роуд, что лишало смысла войну за право прохода. Только упрямство и желание настоять на своем заставляло Грейнджеров топтать эту тропу все эти годы. Она скривилась. Нечем здесь гордиться. С неприятным чувством она вдруг осознала, что глубоко в душе была добычей других эмоций, и тоже не слишком благородных. Как она ни старалась, но в ней поднимался протест. Она испытывала досаду, что чертовы Боллинджеры в конце концов своего добились.
Бросив последний взгляд на озеро, она повернула лошадь назад.
– Куда ты собралась? – крикнул оставшийся позади Эйси.
– Домой. Я потеряла желание продолжать прогулку.
Несколько минут они ехали в молчании, затем Эйси пробормотал:
– Ты так и будешь дуться всю дорогу?
– Нет, – неохотно рассмеялась Шелли. – Просто это было неожиданно. Я переживу. – Конечно, переживет, вдруг поняла она.. Может, это и к лучшему, что дурацкого права прохода, источника стольких переживаний на протяжении многих лет, больше не существует. Полуобернувшись, она спросила: – Ты уверен в сумме, которую получил Джош?
– Уверен, насколько это возможно. Не думаю, что Джош мне солгал. Но черт меня побери, я не стану спрашивать у Слоана, правда ли, что он дал себя обдурить на пятьдесят тысяч долларов.
«Еще одно преступление, – горько подумала Шелли, – которое нужно записать на счет Грейнджеров». Сделка эта была преступной. Джош с таким же успехом мог наставить на Слоана пистолет. Ее чувство справедливости бунтовало, терзая совесть. Иначе как бесчестной эту продажу назвать было нельзя. Пятьдесят тысяч долларов! Она заерзала в седле, испытывая вину и стыд за алчность Джоша.
– Ты, кажется, сказала, что не будешь дуться, – промолвил Эйси, подгоняя своего коня, чтобы ехать рядом с ней по расширившейся тропе.
– Я и не дуюсь, – криво усмехнулась она. – Просто думаю.
– Вот и не морочь себе голову этим. – Он бросил на нее быстрый проницательный взгляд. – То, что сделал Джош, не твоя вина…
– Наверное, ты прав, – вздохнула Шелли. – Я просто не могу успокоиться…
Эйси на миг всмотрелся в ее лицо, затем с огоньком в глазах произнес:
– И еще я тебе скажу, что негоже женщине твоих лет быть одной. Тебе нужен мужчина. Добрый, молодой, сильный, который заставит тебя все время улыбаться.
Шелли скорчила ему рожицу.
– Нет, я серьезно, – продолжал он. – Возьми, к примеру, мою вдовушку… Прежде чем на горизонте появился я, она тосковала, ныла… Ей не хватало настоящих жарких ласк.
– А теперь, полагаю, когда в ее жизни возник ты, у нее все прекрасно, – сухо отозвалась Шелли.
– Так и есть.
– Эйси, мне неприятно это тебе говорить, но ты продолжаешь жить в прошлом веке.
– Должен тебе заметить, – оскорбился он, – что я человек современный: время от времени я разрешаю ей заплатить за мой обед.
– Эйси… – предостерегающе начала она.
Его лицо под старой и мятой ковбойской шляпой проказливым выражением напомнило ей старую шаловливую мартышку. Выгнув бровь, Эйси пробормотал:
– И вообще, сегодня вечером мы отправляемся обедать. – Игра седыми бровями повергла Шелли в изумление. – Думаю, что закажу устрицы.
