Какое-то мгновение она лежала, стараясь проснуться. Стук в дверь заставил ее сесть на постели. Поискав выключатель, она нащупала его и зажгла лампу. Мягкий золотистый свет упал на постель, разогнал тени и даже принес некоторое ощущение тепла.
Она зевнула. В дверь постучали настойчивее.
Шелли потерла лоб и крикнула:
– Кто там?
– Ник. Можно мне войти?
Помедлив, она ответила:
– Конечно. Дверь не заперта.
Ник скользнул в комнату. В руках у него был поднос. Он поставил его на прикроватный столик, затем, схватив стул, придвинул его и уселся.
Шелли посмотрела на поднос и не могла не улыбнуться. Там была полная тарелка мексиканского печенья и полгаллоновая картонка молока. И еще два стакана.
Взяв печенье и откусив кусочек, она взглянула на Ника:
– Это Мария рассказала тебе, что они мои любимые?
Он неуверенно улыбнулся.
– Нет. Я помню это с детства. – Улыбка его исчезла. – Послушай, – произнес он, – я хочу извиниться за то, что произошло днем. Майк был прав в одном: не вовремя было все это. Я должен был держать рот на замке и дать тебе возможность прийти в себя, а уж потом говорить. Прости меня.
Налив молоко в оба стакана, она подвинула один к нему и, показывая на печенье, пробормотала с полным ртом:
– Угощайся.
В полной тишине они пили молоко и жевали печенье. Молчание было дружеским. Уютным. И Шелли вспомнила, как в детстве они с Ником делали то же самое: ели печенье, запивая его молоком, в полном согласии друг с другом.
Поставив несколько минут спустя пустой стакан на поднос, она сказала:
– Время ты выбрал неудачное, я согласна, однако проблема от этого никуда не делась. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Так был Джош твоим отцом?
Он поколебался, глубоко вздохнул и порывисто ответил:
– Да. Я верю, что был. Он никогда в этом не признавался, а мама… – Он выглядел озадаченным и обиженным. – Она об этом не говорит… Но они с Хуаном никогда не скрывали, что он не мой отец, хоть я и ношу его фамилию. – Ник вздохнул и посмотрел на тарелку с быстро убывающим печеньем. – Когда бы я ни спрашивал ее о моем настоящем отце, мама просто твердила, чтобы я об этом не тревожился: у нас хороший дом, у нее прекрасная работа и нам он не нужен. Мы счастливы без него… а кроме того, она замужем за Хуаном. К тому времени как я стал достаточно взрослым, чтобы всерьез расспросить о нем, я, наверное, уже привык принимать такой ответ и не думать об этом. – Он молча смотрел перед собой. – Должно быть, мне было пятнадцать или шестнадцать, когда я понял, что этого недостаточно. До той поры Джош казался отличным парнем. Он был добр к маме, хорошо обращался с Ракелью и со мной после смерти Хуана… ну, в этой своей беспечной беззаботной манере. Я никогда не подозревал о нашем родстве… и об отношениях между ними. – Он скорчил гримасу. – Ладно, признаюсь, что теперь и тогда, после смерти Хуана, я думал, как было бы замечательно, если бы у мамы было что-то с мистером Грейнджером. Но никогда, ни разу, не подозревал, что твой брат мне отец.
– Как ты об этом узнал? – спросила Шелли с набитым ртом.
– От какого-то умника в школе. На тренировке по футболу. Не помню в точности, что произошло, но мы ввязались в драку. – Он ухмыльнулся. – Знаешь, все эти молодые мужские гормоны… Во всяком случае, я чуть не выбил из него всю дурь… пока его друзья не оттащили его прочь. А тогда в драку ввязались мои друзья. – Глаза его загорелись азартом воспоминаний. – Тренеры набросились на нас и растащили. Нам прочли нотацию и троих или четверых посадили на скамью штрафников до следующей игры. К тому времени мы остыли и считали, что легко отделались… нас могли исключить на весь сезон.
Шелли подняла брови.
– Это в Сент-Галене? Где во всей школе едва наберется полная команда? Не думаю.
Ник улыбнулся:
– Да уж. Ты, наверное, права. Но Джим Хардкасл, парень, с которым я подрался, начал ныть и жаловаться. Он всегда мутил воду, и тренер сказал ему, что сделает для него исключение: уберет на две игры. Это Хардкасла достало по-настоящему. Он начал орать, что это несправедливо, что это я начал драку, и что я не кто иной, как жалкий полукровка мексиканец, и если бы моим отцом не был Джош Грейнджер, меня бы давно вышвырнули из команды.
