При виде Марии, доброты, симпатии и боли в ее карих глазах Шелли наконец отпустило.
– О, Мария! – воскликнула она, прошедших лет словно и не бывало. Они встретились на середине кухни и обнялись. – Как я рада тебя видеть… даже при таких обстоятельствах.
Объятия, слезы, восклицания, оборванные на половине фразы, и улыбки, но прежде и больше всего Шелли ощутила теплоту приветствия и разделенность горя.
– Ну и ну, – протянул какой-то полузнакомый голос, – чего только не увидишь без пистолета!
Шелли круто обернулась и увидела загорелого ковбоя, сидевшего за дубовым столом в светлой комнатке, прилегавшей к кухне. Несколько секунд она пристально вглядывалась в него, стараясь вспомнить, откуда знает это смуглое морщинистое лицо, белоснежный вихор и роскошнейшие висячие усы. Вот они-то и позволили ей его узнать.
– Эйси! – восторженно вскричала она. – Я не ожидала тебя здесь встретить.
Он поднялся на ноги, выпрямился во весь свой небольшой рост – жилистая фигурка в поношенных джинсах, облегавших узкие бедра со щегольством, которому могли позавидовать молодые парни.
– Оно и понятно, девочка. – Он заключил ее в крепкие объятия. – Как же хорошо увидеть тебя снова… даже несмотря на обстоятельства.
Эйси Бэббиту было за семьдесят, но годы его выдавали только морщины на лице да натруженные вены на руках. И уж точно возраст не сказался на медвежьей хватке, с которой он ее стиснул. Когда Шелли смогла снова дышать, она радостно улыбнулась и спросила:
– Как ты поживаешь? Все еще обучаешь ездить верхом упрямых всезнаек вроде меня?
Он кивнул, и в глазах его заплясали веселые искорки.
– Угу. И еще бегаю за юбками. – Он многозначительно шевельнул бровями. – Нынче положил глаз на одну уютную вдовушку. – Он причмокнул губами, – Ей-богу, эт-то что-то. Есть что обхватить руками. Но и требовательная… Да она, пожалуй, меня в могилу загонит своей любовью. – Усы его весело подергивались. – Знаешь, детка, старую поговорку: может, на вершине горы снег лежит, но в печке огонь не погас.
– Ну, что касается тебя, так этот огонь у тебя не горит, а пылает вовсю, – язвительно заметила Мария и погрозила ему пальцем. – Слышала я о тебе и об этой твоей женщине в Шони-Дик. Тебе надо быть поосторожнее, старичок. Последние полгода она водила компанию с Джимом Мадденом. А ведь не зря Джим рыжий. Разозли его, и он в клочки разорвет тебя, хилого старого петуха. Глазом моргнуть не успеешь.
Эйси пренебрежительно махнул рукой.
– Не волнуйся. У меня с этой вдовой ничего серьезного.
Мария фыркнула и закатила глаза.
– Ему в июне будет семьдесят три года. Можно было бы наконец образумиться.
– По крайней мере у меня хватает ума не забивать девочке мозги сплетнями в первое же утро по возвращении, – заметил он, подхватывая шляпу со стола и с шиком нахлобучивая ее на голову. – Ладно, мне надо присмотреть за скотом. – И он направился к двери раскачивающейся походкой человека, проведшего большую часть жизни в седле.
Мария только растерянно вздохнула, а Шелли расхохоталась.
– Ничто не дает мне такого чувства, что я дома, как эти ваши бесконечные перепалки. И все о том же! Не позволяй ему себя злить… Ты же знаешь, он все это болтает нарочно. – Сколько Шелли себя помнила, Мария вечно ругала Эйси из-за его женщин, и она подозревала, что часть своих любовных подвигов он выдумывает, лишь бы вывести ее из себя.
Мария улыбнулась:
– Знаю, но не могу не волноваться об этом старом черте. Он ведет себя так, будто ему не больше сорока: продолжает тренировать лошадей и работать со скотом… большую часть времени в одиночку. Хотя, конечно, многие скотоводы приглядывают за ним и он все еще крепче большинства людей вполовину его моложе. Но я тревожусь, когда он один уезжает в горы. Несчастные случаи опасны для человека его лет. Прошлой осенью Ник предложил поехать с ним на сгон скота и вернулся домой в полном изнеможении. Сказал, что Эйси, может, стари медленнее двигается, но не знает передышки. Ник неделю приходил в себя от темпа, который задал Эйси, а ведь ему всего тридцать!
Разговор перешел на общие темы, но после ухода Эйси женщины удобно уселись за дубовым столом, где сидел ковбой, и Шелли смогла наконец задать вопрос, который ее мучил:
