— Днем отсюда открывается замечательный вид на виноградники.
Медленно и осторожно она до половины наполнила вином высокие стаканы. Они тут же матово запотели от налитого в них ледяного напитка.
— Присаживайся.
Когда он опустился на кушетку, Кейтлин подала ему стакан. Он сделал глоток.
— Изысканный вкус. Богатый.
Она рассмеялась столь лаконичной оценке.
— Не слишком сладкое, нет?
— Да, сладкое… — Его взгляд заставил замереть ее смех. — Но не приторное.
Кейтлин расслабилась — он говорил о вине.
Устроившись на низеньком стульчике рядом с ним, она снова подумала о дневниках. Пусть эта правда гнетет ее, но открыть чужую тайну она не имеет права. Это может сделать только сам Филипп. Что ж, если чужая тайна под запретом, тогда она поведает свою собственную — самое сокровенное, столько лет теребившее сердце, словно старый ржавый осколок. Сейчас или никогда.
— Помнишь, я говорила, — медленно произнесла она, — что благодаря Хиту у меня появилась работа в «Саксон Фолли», еще когда я была студенткой?
Рафаэло кивнул, его взгляд стал сосредоточенным.
— Кое-что случилось… — Она помолчала и с явным усилием продолжила: — В винодельне был еще один работник. — Ее голос звучал очень тихо, словно вся жизнь ушла из него.
— Не надо мне рассказывать о старых увлечениях…
— Это не было увлечением. — Она судорожно втянула в себя воздух. — Томми был молод, хорош собой, уверен в себе, многие девчонки считали его привлекательным.
Рафаэло нахмурился, сбитый с толку неприязнью в ее голосе.
— Так, значит, ты его таким не считала. — Это скорее прозвучало как вопрос.
— Нет. Потому что я… — Она виновато посмотрела на него.
— Потому что ты была влюблена в Хита, — догадался он.
— Да. — Она отвела взгляд.
— И тебе никогда не хотелось познакомиться с кем-нибудь еще, чтобы отвлечься от Хита?
— Нет! У меня было много работы. Обычно у меня был занят весь день.
Потому что это позволяло ей быть рядом с Хитом?
— Даже если бы я не получила предложение от Саксонов, то хотела иметь хорошую рекомендацию.
Она делала карьеру. Для нее это имело смысл, судя по тому, каким было ее детство.
— И?
— И как-то раз я задержалась на работе допоздна. Все уже ушли… кроме Томми. Это был очень жаркий вечер. Я была в шортах и майке без рукавов. Майка была такого ярко-желтого, солнечного цвета… — Ее голос оборвался. — Как хорошо я все это помню…
Предчувствие кольнуло Рафаэло. Он потянулся к ее рукам. Они были холодны как лед.
— Он попытался…
— Поцеловать меня. Мне не очень это понравилось. Но у меня никогда никого не было. Вся моя жизнь заключалась в учебе. Мне было любопытно. В следующий раз, когда кто-нибудь заговорил бы о парнях, я не сидела бы красная как рак. И думала, что ничего плохого не будет, если позволю ему поцеловать меня.
— Но он не остановился на этом, да?
— Не остановился… — Ее пальцы сжались в кулак. — Он начал трогать… хватать меня. У него были такие жесткие, жадные руки. Это было отвратительно! Но было невозможно остановить его. Я стала бороться. Он начал оскорблять меня. Я чувствовала себя облитой грязью с головы до ног. Он говорил такие вещи! — Она закрыла лицо руками, ее тонкие пальцы мелко дрожали.
— Кейтлин, — Рафаэло пытался пробиться сквозь ее отчаяние, — его нет здесь сейчас. Он говорил это, потому что хотел унизить тебя, заставить сделать то, чего он хотел.
— Я знаю… Но он не просто говорил… Он еще и делал…
Глаза Рафаэло сузились.
— Он хотел силой взять тебя?
— Да. — Это был почти неслышный звук.
— Он тебя…
— Нет. — Она подняла голову. — Нет. Он разорвал мою майку. Он схватил меня. — Ее дыхание участилось. — Потом ударил меня… попытался сорвать с меня шорты. Я начала кричать.
Она остановилась и нагнулась вперед. Плечи Кейтлин судорожно вздрагивали.
— Мне повезло, — ее голос стал почти бесцветным. — Джошуа забыл в винодельне ключи от дома… Он тут же уволил его. Мне не хотелось, чтобы о случившемся стало известно кому-то еще. Я и так была достаточно унижена.
— Значит, Томми просто уволили. — Рафаэло усилием воли заставил себя сдержаться.
— Нет. Джошуа все же убедил меня подать на него заявление. Он был осужден за оскорбление действием.
