Ох, Нат! Ну зачем ты притащил ее сюда? Кто бы она ни была, почему это надо было делать здесь? Почему было просто не пойти в отель или мотель, как делают все твои друзья? Зачем тащить эту мразь в дом?
Из бельевого шкафа Эвелин вытащила новую губку, смочила ее под холодным краном и отжала, а затем прошла назад в спальню, осторожно переступая через грязь и осколки на полу.
Она отерла Нату лицо. Он не шелохнулся. Не открыл глаз, не издал ни звука.
Эвелин принялась за уборку. Первым делом она собрала его одежду. Под кроватью она обнаружила голубые женские трусики. На своей тумбочке нашла керамическую ручку шнура от жалюзи, сам шнур валялся отдельно. Все это она бросила в мусорную корзину.
Она сходила на кухню и достала из чулана щетку, веник и совок. После этого она взялась за ванную. Подобрала крупные осколки стекол, вытерла лужу из духов и зубного эликсира и очистила коврик от пудры. Она принесла пылесос, и было слышно, как осколки звенят в трубке. Вычистила ванну и раковину, бумажной салфеткой взяла колпачок и бросила в мусорную корзину вслед за трусиками и ручкой от жалюзи. Сухим пятновыводителем она обработала надпись на стене, но лишь размазала буквы и обесцветила обои. Придется их ободрать и заменить на новые.
Эвелин тщательно собрала все полотенца и губки и отнесла их в мусоропровод. На площадке никого не было. В июле на выходные их дом почти вымирал. Она слышала, как с грохотом летит вниз по трубе ручка от жалюзи.
Вот если бы можно было так же выбросить свои мысли и свою память…
Эвелин вернулась в квартиру, навела порядок на кухне и приготовила себе чашку кофе. С чашкой в руках она прошла в спальню и села там на пуфик, глядя на Ната, как будто это могло помочь ей понять его. Он не слышал ни гула пылесоса, ни шума льющейся воды, ни звука ее голоса. Интересно, что еще, помимо алкоголя, он принял?
В три часа дня он проснулся.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он.
– Я могу задать тебе такой же вопрос. – Я не желаю об этом говорить.
– А я желаю.
– Потом, – сказал он и снова то ли уснул, то ли лишился чувств.
– Это ничего не значит. – Нат говорил о девице. – Мне бы хотелось, чтобы ничего этого не было.
– Кто она?
– Понятия не имею. Я подцепил ее в баре.
– Зачем ты привел ее сюда? – Эвелин понимала, что ведет себя, как обманутая жена, и ненавидела себя за это. Но у нее было право на допрос с пристрастием, и он это тоже понимал. Это ее право. – Для чего нужно было тащить ее к нам в дом? В нашу спальню?
Нат пожал плечами:
– Не знаю. Я не могу объяснить тебе ничего из того, что здесь произошло. – Он обвел рукой спальню, которая все еще являла следы разрушения: изуродованная люстра, изгаженный ковер, сломанные жалюзи.
– У вас была драка? – спросила Эвелин. – Что здесь было?
– Не знаю. Я не помню. – Нат не знал, он ли разгромил квартиру, или это сделала его девица, или они сделали это вдвоем. Он удивлялся тому чудовищу, которое, оказывается, сидело внутри него. Непонятно, как это чудовище могло находиться там без его ведома и не подчиняться ему. Он сам себя пугал.
Была половина девятого вечера, и Эвелин приготовила омлет и поджарила тосты. Нат запил все это двумя бутылками кока-колы. Они ужинали в спальне, прямо с подносов.
– Я ужасно надрался…
– А потом еще добавил?
Нат кивнул.
– Я ничего не помню. Я просто отключился. Чувствую себя ужасно.
– Похмелье? – Эвелин разрывалась между жалостью и гневом.
– Хуже, – сказал Нат. – Чувство вины. Сожаления. Не знаю, зачем я это сделал. Все это.
– Мог бы пойти с ней в номера. Я попросила бы тебя не приводить в мой дом своих шлюх.
– Эвелин, это было всего один раз. Одна ночь. Ведь это ничего не значит.
– Для меня это много значит. – Эвелин знала или, по крайней мере, догадывалась, что Нат погуливает на стороне на протяжении уже многих лет. Так делали все их знакомые. И пока он не выставляет неверность напоказ, она могла делать вид, что ничего не происходит или что это мало ее трогает.
– Это больше не повторится, – сказал Нат. – То есть…
– Что – это? Ты больше не будешь ходить по девочкам или ты не будешь их водить сюда?
Нат посмотрел на нее.
