Напротив, я считаю, что такой войны вообще не существует. Наши гены отнюдь не столь эгоистичны, как думают некоторые. И манипулируют они нами отнюдь не так беззастенчиво, как полагают эволюционные психологи. Наверное, наша наследственность изрядно заражена культурой. По крайней мере наше половое влечение несет на себе культурный отпечаток, едва ли менее глубокий, чем отпечаток биологический. «Чем более высокое место занимает организм на иерархической лестнице, — писал уже в конце XIX века русский философ Владимир Соловьев, — тем больше ограничено его стремление к размножению, но тем больше становится сила полового влечения» (36). Но как можно это объяснить?
Культура есть продолжение биологии. В этом пункте нет ничего противоречивого. Главный вопрос состоит в том, каким образом культура становится таким продолжением. Эволюционные психологи считают, что культура продолжает биологию биологическими же или квази-биологическими средствами; напротив, критики эволюционной психологии считают, что культура продолжает биологию иными средствами.
Основанием справедливости второго взгляда мог бы стать тот факт, что уже в течение нескольких тысячелетий продолжительность жизни человека стала больше, чем это необходимо с биологической точки зрения. Прежде всего это касается женщин. Обычно они сохраняют половую активность и после окончания детородного возраста, т. е. дольше, чем это требуется для размножения. Однако для эволюционных психологов просто не существует женщин, перешагнувших сорокапятилетний возраст, во всяком случае, они не рассматриваются как сексуально активные существа. В лучшем случае это бабушки, несущие вспомогательную функцию по воспитанию потомства. Все вертится вокруг спаривания! В анналах эволюционной психологии можно найти тонны исследований, проведенных среди студенток американских колледжей, но едва ли вы найдете там работы, посвященные женщинам старше 45. Такой опрос, кстати, был бы в высшей степени поучительным, так как следует допустить, что такой опрос привел бы к значительному изменению известного образчика половых предпочтений. Стало бы отчетливо ясно то, что бесспорно и так: секс — это нечто большее, чем воспроизведение генов. Если бы это было не так, то у женщин сексуальный интерес угасал бы тотчас по миновании детородного возраста. Вероятно, все же не совсем верно, что к половым отношениям нас вынуждают только наши гены. Ибо что вынуждает нас к сексу по окончании репродуктивного периода?
Вторая площадка, на которой эволюционные психологи терпят фиаско, это гомосексуальность. Коротко говоря, для гомосексуального влечения и однополой любви у нас нет никаких биологических объяснений. Гомосексуальность бессмысленна с биологической точки зрения, но почему, несмотря на это, она стала возможной? Мы можем спокойно пропустить те немногочисленные авантюрные теории, которые пытаются придать гомосексуальности какой-то биологический смысл. Гомосексуальность не является ни результатом перенаселения, ни феноменом, дающим шанс заняться сексом гетеросексуальным самцам низкого ранга. Во всяком случае, никто не слышал о леммингах-гомосексуалистах, появляющихся при недостатке пищи. Надо еще изобрести интеллект, который в случае нужды в мгновение ока превращал бы животных в гомосексуалистов. Фактически гомосексуализм абсолютно бесполезен для эволюции. Поэтому для большинства эволюционных психологов гомосексуальность — это не таинственная стратегия природы, а всего лишь ее дефект. Что происходит с эгоистичными генами у гомосексуалиста? Они спят или неверно включаются? Может быть, гомосексуализм — это результат наследуемой мутации? Сенсационных сообщений об открытии «гомогена» было великое множество; правда, отсутствуют указания на такие открытия и их доказательства. После каждого такого открытия публиковались данные об умопомрачительных результатах опровергающих исследований.
Нет, думается, все это каким-то образом связано с культурой: например, то, что некоторые пары не хотят иметь детей, хотя без труда могли бы их родить. Или то, что женщины продолжают заниматься сексом и после наступления менопаузы, или то, что каждый двадцатый мужчина и каждая тридцатая женщина проявляют склонность к гомосексуальности. Даже наши ближайшие сородичи во многих случаях уклоняются от исполнения своих генетических обязанностей. Чем внимательнее эволюционные психологи присматриваются к ним, тем большее разочарование испытывают, видя, как шимпанзе и бонобо беззастенчиво уклоняются от оптимального поведения, чем вынуждают означенных эволюционных психологов напрягаться в поисках объяснений. Эх, если бы мы были гориллами! Тогда все было бы очень просто, а? Самки шимпанзе готовы совокупляться в кустах не только с вожаком стада, но и с самцами более низких рангов. А уж дамы бонобо и подавно не спрашивают: «Кто тут самый сильный и с самыми лучшими генами?» Они отдаются самцам, руководствуясь симпатиями и возможностями.
