Правда, похоже, что с любовью эволюционные психологи имеют дело очень и очень неохотно. В книге Оллмена «Охотники на мамонтов в метрополитене» содержит даже особую главу об «эволюции любви», но о любви в ней практически нет ни слова — зато в ней говорится о сексе, так как, по мнению Оллмена, в каменном веке секс был самым важным делом: «Те, кто действовал по-иному, например, посвящал все свое время сочинению кулинарных рецептов приготовления мамонта или выпускал сексуальный пар, лазая по деревьям, не оставляли потомства» (9).
Наш эволюционный психолог, представляя себе весьма простой сексуальность наших предков, обходит десятой дорогой вопрос о любви. Но если он прав, и мы сегодня, также, как наши предки, живем по программе каменного века и носим в мозгах древние «модули», то не означает ли это, что любовь — тоже одна из таких «программ»? Существует ли в нашем мозге «модуль любви», и если да, то для какой цели?
Конечно, уверенно отвечает эволюционный психолог, «модуль любви» существует, и создан он для заботы о потомстве и обхождения с противоположным полом. Но что можно сказать об этом модуле? Во всяком случае, до сих пор не удалось найти ни одного любовного неандертальского сонета, как не обнаружены и окаменевшие любовные пары.
Вообще, есть ли в нашем распоряжении действительно содержательные свидетельства сексуальных представлений и наклонностей наших прародителей? У пары-другой толстых, топорно вырубленных из камня или грубо вылепленных из глины дам большие груди и широкие тазы. Эти скульптуры носят красивые названия, наподобие «виллендорфской Венеры», но о функции и назначении этих фигур мы можем только гадать. Художники проявляют здесь куда меньше таланта, чем в исполнении великолепных и поразительно точных фигурок животных того же времени. Представляется, что у древних скульпторов не было ни намерения, ни желания добиться хотя бы отдаленного сходства с оригиналом. Помимо того, эти скульптуры относятся к голоцену, эпохе, отстоящей от нашего времени на десять тысяч лет, то есть к эпохе, которая, согласно эволюционной психологии, не представляет никакого интереса в плане формирования биологии человека.
Основываясь на находках каменного века, мы едва ли далеко продвинемся в понимании сексуальности, брачного поведения и любовных чувств наших предков. Единственное, что остается эволюционным психологам, это обратиться к изучению современных нам культур, образ жизни представителей которых сильно напоминает образ жизни древних охотников и собирателей. Правда, сегодня несказанно трудно отыскать на Земле нетронутые «естественные народы», чтобы их исследовать. Дело в том, что условия жизни современных охотников и собирателей едва ли остались такими, какими они были десять тысяч лет назад. Колониализм конца XIX века проник во все самые отдаленные уголки земного шара, разрушил все племенные культуры, принес в них новые болезни, поработил целые народы или превратил в пустыню места их проживания. Почти все современные так называемые естественные народы в наши дни живут в резервациях, туристических «зоопарках» или влачат жалкое существование на подачках благотворительных организаций.
Несмотря на отсутствие прежней подлинности в палеоантропологическом смысле, любимые всеми охотничьи и собирательские племена тем не менее дают кое-ка-кой материал эволюционным психологам. Так, например, американская исследовательница из университета Радгерса в Нью-Брансвике (Нью-Джерси) Элен Фишер сообщает о временной моногамии в охотничьих и собирательских сообществах. У естественных народов брачные союзы существуют в течение четырех-пяти лет, именно столько, сколько необходимо для ухода за маленьким ребенком. После этого пути супругов расходятся, и они принимаются за поиски новых партнеров. Для Элен Фишер это представляется настолько убедительным, что она полагает, будто и наши предки отличались точно таким же поведением. Таким образом, человек по своей природе является существом «последовательно моногамным». То есть человеческое поведение предусматривает верность партнеру на определенное время, а неверность во время воспитания маленького ребенка считается такой же аномалией, как пожизненная моногамия. Вместо «окаянных семи лет» в действительности должны быть четыре «окаянных года»; и смотрите-ка: статистика разводов в Соединенных Штатах говорит о том, что супружеские пары чаще всего расстаются по истечении четырех лет совместной жизни. Провалиться мне на этом месте, если это не рудимент каменного века! Только совместное владение пашней и скотом пожизненно соединило мужчину и женщину и привело к взаимному «обладанию» супругами друг другом в форме брака. Так как этот процесс начался только в голоцене, он, по мнению эволюционных психологов, остался без последствий для нашего, гнездящегося в нашем мозге «любовного модуля», ибо наши застрявшие в каменном веке мозги уже тогда были неспособны к дальнейшему развитию. Нет поэтому ничего удивительного в том, что наша истинная природа имеет больше общего с человекообразными обезьянами, а не с требованием моногамии — приобретения неолитической западной культуры. Именно в человекообразной обезьяне узнаем мы истинного человека. Непонятно, правда, в какой из пяти?
