Любовь - страница 109

Мне, напротив, думается, что любовь между полами ничего не компенсирует, она просто продолжает связь, но иными средствами. В раннем детстве нас приводит в волнение мысль о предстоящем Рождестве. Во время полового созревания место Санта-Клауса занимает одноклассник или одноклассница. С биологической точки зрения это означает, что в пубертатном периоде мы переходим в другое жизненное измерение. Важные прежде точки отсчета теряют свое значение, их место занимает новая топография отношений. Вместе с изменением окружающего мира и с усилением его влияния большее значение приобретает то, что происходит «не само по себе». Теряет свое значение то, что само собой разумеется, более весомым становится то, что возникает не само по себе. Это раздражает и возбуждает. Для некоторых интеллектуалов XVIII века выражением этого ощущения стало чувство утраты мира. Они чувствовали себя свидетелями и современниками величественного перелома эпох и создали глубоко личностное и патетическое представление о «романтической любви», о которой мы продолжаем говорить и сегодня. Но романтические влюбленные нашего времени не испытывают чувства эпохальной утраты мира, каковое испытывали почти все читательницы любовных романов XVIII и XIX века.

Как же нам теперь сформулировать ответ на прежний вопрос: «Одинакова ли любовь во все времена, или это чувство различно в различных обществах?» На уровне телесного возбуждения ответ прост и очевиден. Нашим эмоциям сотни тысяч лет, а некоторым из них, может быть, и миллионы лет. Это в полной мере относится к нашему половому вожделению. Такие медиаторы возбуждения, как допамин, фенилэтиламин и эндорфин, действуют во все времена и во всех без исключения обществах и культурах.

Но дальше картина усложняется. Как показал Стэнли Шахтер, мы не просто обладаем своими чувствами, мы их интерпретируем. Однако шаблоны, по которым происходит интерпретация, без сомнения, различны. До того как возникла идея романтической любви, люди ощущали возбуждение или подавленность, но не чувствовали себя романтическими влюбленными — это понятие в то время было лишено содержания. Превосходная цитата из Ларошфуко, взятая эпиграфом этой главы, возможно, является некоторым преувеличением, но в ней что-то есть: «Очень немногие бы влюблялись, если бы люди никогда не слыхали о любви». Во всяком случае, они не влюблялись бы «романтически». Доказательством служит то, что во времена Возрождения и барокко о любви говорили редко, от случая к случаю. Однако общества, подобные нашему, обнаруживают невероятную потребность в романтике и ненасытно ее потребляют.

То, что мы чувствуем, когда нас охватывает страсть, есть очень древнее ощущение, а то, что мы по этому поводу думаем — нет. Поэтому было бы разумно полагать, что любовь — это не переживание опыта, а фикция, придумка. Как таковая она подчиняется правилам игры, определяемым истиной, знанием и силой. Другими словами: существуют идеи, идеалы и — в большей или меньшей степени — возможности любви. Все три момента зависят от общества, в котором мы живем.

Конкретные представления романтической любви, таким образом, не одинаковы во все времена, но изменяются в зависимости от эпохи и культуры. Различия существуют даже внутри одной и той же культуры, в зависимости от принадлежности человека к той или иной социальной группе, а также от влияний, оказываемых на его представление о собственной идентичности. Деятели искусства и богема начала XX века ожидали от романтики иного, нежели мелкий буржуа. Он по меньшей мере хотел больше с нее иметь. Романтические представления Уши Обермайер и Уши Глас в конце 1960-х годов были, вероятно, совеем иными. В этом смысле большие сомнения вызывают утверждения американских этнологов Уильяма Янковяка из Невадского университета в Лас-Вегасе и Эдуарда Фишера из университета Вандербильта в Нэшвилле о том, что романтическая любовь — «универсальное чувство». Универсальными являются интенсивность чувства, страсть, возвышающая и идеализирующая предмет любви и заставляющая влюбленного думать только о нем. Этого скорее всего не стал бы оспаривать даже Фуко. Но сильное одурманивающее чувство — это не то же самое, что «романтика».