Если это так, то романтическая любовь возникла не четыре миллиона лет назад в саванне и не около 1790 года в Йене. Она родилась в романах эпохи английского Просвещения, откуда и начала свое победное шествие по Европе. Романтическая любовь — это вожделенный вызов обыденности. Все остальное представляется романтической сказкой о рождении романтики — сентиментальность в саванне и утрата мира в Тюрингии.
Надо всегда с большой осторожностью относиться к рассказываемым задним числом историям, не важно, насколько сильно они укрепились в умах. Это предостережение относится к историям XIX века, согласно которым, ранние культуры рассматривались как предварительные ступени культуры сегодняшней. При таком подходе нередко недооценивают прежние исторические общества, и возникают вечные вопросы — например, вопрос о любви.
Если мы, соблюдая необходимую осторожность, постараемся подытожить то, что представляется нам наиболее вероятным, то вот что у нас получится. Романтическая любовь — это устремление, которое обрело отчетливые контуры в XVIII веке. Это устремление было направлено против ограничений рынка браков, на котором никто не брал в расчет чувства. Бестселлером стал сентиментальный роман «Страдания юного Вертера» (1774) известного господина Гёте. Некоторые немецкие мыслители конца XVIII века подняли любовь на высоту самой значимой человеческой институции. Но за всем этим скрывается противоречие. С одной стороны, в противовес аристократии сильно возросли возможности буржуазного класса к саморазвитию. С другой стороны, бюргерство оставалось зажатым в тесный и жесткий корсет общественных и религиозных предписаний. Патрицианские буржуазные салоны стали новым местом встреч представителей противоположных полов. Но все же утвердившийся обычай оставлял для романтической любви только одно поле — литературу. Все это имело весьма слабое отношение к «субъекту», но скорее к отсутствию возможности чего-то большего, нежели разговоры о любви. Однако даже в своих романтических фантазиях писатели редко делали женщин своей мечты равноправными партнерами, с которыми можно делиться мыслями и чувствами. Об истинном слиянии душ — в нашем современном понимании — тогда не было и речи.
То, что эпоха конца XVIII века смогла оказать такое сильное влияние на наши представления о романтической любви, не в последнюю очередь, стало заслугой психоанализа. Фрейду нравилась мысль ранних романтиков о том, что потребность в любви возникает из чувства утраты. Утрата мира романтиков трансформировалась у Фрейда в утрату младенческой интимности. Ядро этих рассуждений мы уже разобрали достаточно подробно. Без сомнения, утрата материнско-детской (или детско-родительской) связи побуждает к тому, чтобы позднее установить такую же связь в половой любви. Нездоровым было лишь стремление Фрейда представить это побуждение патологическим. Таким образом, ущербные фантазии романтиков перешли в ущербные фантомы психоанализа. То, что является совершенно нормальным психическим процессом, предстает как элементарное нарушение нашего либидо: подобно «Нарциссам» мы стремимся к возвышению собственной самости. В «сублимации» же мы возвышаем — с той же целью — предмет нашей любви.
Психоаналитическая литература XX века полна теорий, ставящих на одну доску романтическое отчуждение от природы и отчуждение ребенка от матери. В обоих случаях речь идет об утрате связи с естеством. Бесспорное окружение разрушается, и «я» осознает свое одиночество в мире. Однако о том, что мнимая утрата мира романтиков не была всеобщим опытом, мы уже говорили. И кто, собственно, сказал что смена детской привязанности к родителям привязанностью к половому партнеру или супругу есть неизбежная проблема, а не нормальное в своей основе событие?
Потребность человека в любви не является ущербной. Это нормальное ожидание общественной человекообразной обезьяны, интеллект и чувственность которой позволяет ей заново и в другой форме пережить важнейшие элементы своей былой детской привязанности. В модели ущербности психоаналитики, напротив, повторяют типичную ошибку большинства биологических эволюционных теорий, гласящих: если в мире что-то существует, то это
