— Что ты говоришь, Ольга? Какая баба? Дай Бог доковылять до кровати…
— Та самая баба, из-за которой ты похудел, из-за которой мы силим в нищете… Мама, мамочка, одна ты меня жалеешь!
Из прихожей, будто броненосец, спешащий на помощь атакованному крейсеру, выплывает грозная теща…
Ох, до чего же все надоело! Ей-богу, легче ездить с тихоновскими заданиями по ночам, чем испытывать ежедневный семейный нажим!
Где только не доводилось мне бывать! Дмитров, Нижний Новгород, Серпухов, Кострома… Меня встречали, грузили, разгружали, всовывали в потную ладонь мятые купюры, шепотом называли адреса.
Тихон и Владик обнаглели. Куда девались прежние обещания, задушевные беседы, дружеские шутки! Буркнут по телефону, куда подъехать, и бросают трубку. Уверены — выполню, не осмелюсь отказаться.
Деньги уже не приносили прежней радости. Все чаще и чаще в короткие тревожные сны приходили сцены кровавых бандитских «разборок», когда либо ударят ножом, либо расстреляют в упор, либо подорвут в машине.
В газетах читаю только криминальные разделы, отбрасываю в сторону политику и экономику. Редкие просмотры телевизионных передач ограничиваются фильмами-детективами и торжественными обещаниями покончить с организованной и неорганизованной преступностью.
Дело дошло до того, что я перестал бояться уголовного розыска. Пусть посадят, пусть осудят, по крайней мере, не буду опасаться расправы из-за угла.
Но в беспросветной мгле безумной моей жизни иногда проскальзывали радостные лучики.
Под подписку о невыезде освободили Фимку. То ли помогли обращения Никиты к высокопоставленным милицейским начальникам, то ли бесплатно отремонтированная автомашина Вошкина.
В этот вечер я гостил у родителей. Предыдущую ночь удалось провести дома. Отоспался, отработал дневную смену, получил аванс, равный десятой части получаемого за одну поездку у Тихона.
Сразу подобревшая Ольга решила «шикануть». Живем один раз, не стоит отказывать себе в маленьких радостях. В нашей окаянной жизни их так мало, что аванс, пусть нищенский, представляется роскошью. Если даже его хватает на килограмм хорошей колбасы и бутылку заграничного пойла, именуемого почему-то коньяком.
Иногда жена способна трезво мыслить.
— Для праздничного застолья аванс — ерунда. Продадим одну акцию и добавим, — предложил я.
Ольга поморщилась, но портить редко возникающее хорошее настроение не стала.
Сколотив достаточный капитал, мы с ней ринулись на рынки и в магазины. Накупили деликатесов — даже на бананы и ананасы расщедрились. Спустили все до рубля.
Я не узнавал жену. Ни одного жалобного всхлипывания, ни одной грозной реплики. Подхватывала все мои предложения, с готовностью лезла в сумку за деньгами…
Мать встретила долгожданных гостей радостно, забегала по квартире, выставляя на стол «гостевые» наборы тарелок, ножей, ложек и вилок. Из кухни донеслись аппетитные запахи жареного пареного, приветливо заурчал холодильник, открывая свои запасники.
— Как живешь-можешь, прораб? — приступил отец к «мужской» беседе. — Дом еще не развалился?
— Стоит, стервец.
— Это почему же «стервец»? — начал потихоньку «раскручиваться» батя. — Он тебя поит-кормит, а ты его крестишь почем зря! Ежели бы не стройки, двинулся бы мой сын в спекуляцию, которую окрестили «коммерцией». Пришлось бы мне краснеть.
перед друзьями за выродка…
Все же отец — не от мира сего! По его мнению, без родной работы поумирали бы мы с голоду, полегли в постели от болячек, помешались бы от безделья. А сам уже третий месяц зарплату не получает, кормится редкими выплатами, более похожими на подаяния.
Сказать бы ему, что одна ночная поездка по заданию Тихона равна трем его месячным окладам! Не поверит, еще больше разъярится, размахается пудовыми кулачищами…
Нет, не стоит говорить. Нервная система у бати не та, что была в молодости, ее беречь надо, как берегут алебастр, чтоб не замок, не затвердел…
— У Фимки на свидании давно были? — уклонился я от предлагаемой схватки. — Как там она, не болеет?
— Никитушка ей такие сумки таскает — не заболеет, небось, еще пуще рассвирепел отец. — Меня бы так кормили — палкой не выгнали бы из тюряги… А что? Спи вдосталь, жри от пуза, лежи, книжки почитывай. Ни кирпичей проклятых, ни раствора замороженного, ни магазинов жульнических. Одно слово — разлюли малина!
