— Потому что я его не любила.
— Вы все еще считаете себя помолвленной с Эрнстом? Но вы ведь и его не любили.
— Мы не были помолвлены!
Ингрэм снова пожал плечами.
— Ну хорошо, вы не были помолвлены, а сам Эрнст умер слишком рано, чтобы уговорить вас пойти на этот шаг. Но этот-то парень Белл — он что, вот так прямо взял и смирился со своей отставкой, толком даже не поборовшись за вас и не предложив вам какой-то запаской вариант?
— Он не приставал ко мне со своими домогательствами, если вы именно это имеете в виду, а просто согласился с теми доводами, которые я ему изложила.
— Доводами? У вас их что, целый список был?
Не успела еще Вирджиния ответить на произнесенную им дерзость, как зазвонил стоявший рядом с ней телефон. Она сияла трубку, послушала, после чего передала ее Ингрэму.
— Ирма Мей. Вас.
Уходя, она все же услышала, как Ингрэм произнес:
— Да, виноват. Да, все объясню. Сегодня вечером? Хорошо, в восемь. Я заеду за тобой.
Со свидания он вернулся настолько поздно, что Вирджиния, внимательно прислушивавшаяся к каждому шороху — не раздастся ли звук подъезжающей машины, — так и не дождавшись его, уснула.
Весь следующий день и большую часть вечера продолжали прибывать «армии» временных работников.
Чуть позже к служебным обязанностям приступила и Ханнхен, ослепительная в своем торжественном наряде, водрузившая на голову широкополую соломенную шляпу и прихватившая на случай дождя зонтик. Альбрехт к тому времени уже ушел помогать местным поварам, занятым на приготовлении огромного количества еды, которой должны были потчевать сборщиков винограда на протяжении всей их работы на плантациях.
Это был тот самый образ жизни, которому Вирджиния не переставала удивляться, но и который она должна была постепенно усвоить, чтобы со временем самой стать его неотъемлемой частью.
К тому моменту, когда вся работа наконец была завершена, солнце уже клонилось к закату и все собрались, чтобы проводить к местному сборному пункту последний грузовик с продукцией — машина уже стояла у обочины, негромко урча двигателем. И здесь наступил момент, когда на первый план вышла сама Ханнхен. Кто-то принес ей специально сплетенный венок из виноградных листьев, который она прикрепила к заднему борту грузовика. Затем, когда он медленно, чуть ли не с черепашьей скоростью, тронулся в путь, она лично возглавила процессию работников, вооруженных ведрами, лопатами, корзинами и секаторами, вытянувшихся за машиной и торжественным маршем двинувшихся в сторону шоссе.
Ингрэм — тот самый Ингрэм, который на протяжении последних десяти дней, или около того, постоянно был то тут, то там, то на пути куда-то еще, но при этом нигде подолгу не задерживался; Ингрэм, который постоянно был всем нужен и фактически являлся ведущей фигурой всего предприятия, — наконец-то этот человек смог позволить себе немного расслабиться, чтобы непринужденным жестом взять Вирджинию под руку и вместе с ней чинно следовать за Ханнхен.
В какой-то момент самой Вирджинии невольно припомнилась совсем другая процессия, в которой оба они также принимали участие, — тогда они шли друг рядом с другом за гробом Эрнста. И еще она вспомнила тот сморщенный, высохший за зиму листок, который прицепился к лацкану ее пальто и который Ингрэм нетерпеливым жестом смахнул с него, сопроводив свое движение загадочными словами насчет легенды о Зигфриде. «Листок липы над сердцем». Что ж, получается, что и эта примета подвела ее… Чувствуя, что Ингрэм смотрит прямо перед собой, она искоса глянула на него, вспоминая, какими же чужими друг другу людьми они были тогда. Впрочем, если отрешиться от ее собственных мыслей об этом человеке, то намного ли более близкими людьми они стали с тех пор?
Наконец грузовик подкатил к тому месту, где дорога вливалась в шоссе, и торжественное шествие остановилось. Похоже, какая-то новая церемония, подумала Вирджиния, когда Ханнхен вышла вперед, отцепила от заднего борта кузова венок из виноградных листьев и, секунду поколебавшись, надела его на шею хозяйки.
Толпа восторженно зашумела, тогда как Вирджиния, покрасневшая и смущенная, недоуменно застыла на месте. Ханнхен снова вопросительно посмотрела на Ингрэма и сказала:
