«Хороша красавица», – с горечью подумала Майна. Наоборот, сейчас она выглядела настоящей уродиной. Краска взялась не очень хорошо, и волосы Майны приняли вульгарный оттенок ржавчины. Они пучками сухой обгоревшей травы торчали на голове во все стороны. Майна была похожа на беженку, изгоя… Отшатнувшись от зеркала, она бросилась обратно, плотнее укутывая голову шарфом. Что, если сейчас кто-то обратил на нее внимание? Их и так видели сегодня днем, через пять минут после того, как они вышли от той старухи. К счастью, это был не policier.[26] От блюстителей порядка Стар всегда предпочитал держаться подальше – едва завидев человека в форме, он сразу же старался бесследно исчезнуть. Их видел мужчина в обычном костюме, в обычном «Ситроене» без каких-либо официальных опознавательных знаков. Притормозив, мужчина позвонил по мобильному телефону и, продолжая разговаривать, вылез из машины.
Однако они уже неслись прочь, не чуя под собой ног. Огибали углы, ныряли в подворотни, забегали в какие-то лавочки, таились, потом опять выскакивали наружу, путая след в лабиринте узких улочек… Когда они наконец остановились, Майна задыхалась. Стар был бледен как смерть, даже губы посинели.
– Видела его? – вцепился он ей в предплечье. – Господи Иисусе, от них тут спасу нет! Полиция, сыщики в гражданском. В машинах. На улице. Он видел твои волосы. Я заметил, как он смотрел на тебя. Нужно снова что-то делать. Нужно опять менять твой облик.
Стар крепко обнял ее.
– Майна, ты знаешь, что они сделают со мной, если поймают нас вдвоем? Они посадят меня в тюрьму!
Майна попыталась уверить его, что не позволит им сделать этого. Она объяснит им, что добровольно пошла за ним. Но Стар не слушал ее. Он спешно притащил ее обратно на чердак со знакомой кроватью под лоскутным покрывалом и заставил немедленно перекраситься. Пока Майна красила волосы, Стар напряженно сидел за столом в углу. Он даже не позволил ей воспользоваться ванной – а вдруг кто-нибудь из соседей заметит следы краски и заподозрит неладное! Поэтому ей пришлось красить волосы над тазиком, в то время как Стар восседал на стуле, осыпанный рыжими локонами и завитками, которые сам состриг с ее головы. Они были повсюду – на столе, на полу. Но он, казалось, не видел их. Он читал Таро, раскладывая карты: крепость, влюбленные, повешенный, дама денариев, король кубков. Его прекрасное лицо потемнело. По этому лицу Майна смогла безошибочно определить: карта – дрянь. И то, что произойдет следом, она тоже знала: Стар в ярости смахнет карты на пол и с размаху запустит стулом в противоположную стену… Стул с оглушительным треском развалился на части.
– Поторапливайся! – Стар рухнул на кровать и уставился в потолок, сжимая и разжимая пальцы. – Ну когда же ты наконец высушишь свои волосы, Майна? Иди сюда. Поговори со мной. Погладь мне лоб.
Майна сделала все, как он велел. Она робко подползла к нему и погладила сперва его волосы, потом лицо.
– Что-то не так? Может, скажешь мне, Стар? – тихо спросила она.
– Карта была плохая. – Он поймал ее руку. – Не понравилось, как легла. Ты, главное, не останавливайся, Майна.
Только ты умеешь так гладить меня. Ты обладаешь настоящим даром умиротворения. Погладь меня нежно-нежно. Вот так. Вот так…
Майна продолжала гладить его лоб. Ее душу наполняла гордость, к которой все же примешивался страх: сейчас от Стара можно было ожидать чего угодно. Ей было холодно – волосы еще не высохли, тоненькие черные ручейки текли с них на плечи и на рубашку. Прошло немало времени, прежде чем это произошло: она почувствовала, как Стар вдруг напрягся, и снова она определенно знала, что последует теперь. Обхватив ее за талию, Стар открыл глаза и уперся в нее долгим немигающим взглядом. Казалось, он смотрит ей прямо в душу, видит ее насквозь. Его лицо застыло словно маска, ни один мускул не выдавал движения жизни. Потом Стар отвел ее руку от своего лица и положил себе на грудь, опуская все ниже, пока не прижал к паху.
Майна поняла, чего он от нее хочет. Накануне он уже показывал ей, что нужно делать в таком случае. Ей надлежало гладить бедра и пах Стара, снова и снова шепча его имя. Его глаза закрылись. Это был знак: пора расстегнуть на нем джинсы и высвободить пенис. Стар называл эту часть тела более коротким термином, который заставлял Майну краснеть от стыда, потому что, кроме Стара и Кассандры, среди ее знакомых не было никого, кто столь открыто и бесстыдно употреблял бы это словечко. К счастью, самой ей не приходилось произносить его вслух – ее задачей было только бережно массировать то, что это слово обозначало. И еще постоянно произносить имя Стара, шепча его легко, с придыханием. Лежать надо было тихо и спокойно в ожидании, когда он скажет: хватит.
