Еще три раза он заключал в свои объятия супругу и поднимался с постели, ходил, сжимая кулаки. Наконец королю пришла в голову мысль, от которой он побледнел:
— Я околдован! Меня околдовали!
И, все так же дрожа, он лег с Энжебурж.
Юная королева проснулась утром такой же невинной, какой заснула накануне…
Придворные, подняв молодоженов, проводили к собору, где должна была состояться коронация.
Супруги стояли перед алтарем бледные, а любопытные, заполнившие храм, были удивлены странной неподвижностью их взглядов и печальным видом. Церемония началась.
Архиепископ Реймса в сопровождении двенадцати епископов сначала подтвердил коронацию короля. Потом, повернувшись к Энжебурж, он приступил к обряду ее коронации. В момент миропомазания королевы прелат развязал ей тунику и начертил маслом миро на ее груди крест.
Слабый крик заставил архиепископа обернуться и замереть от ужаса, король был во власти нервного припадка. Дрожащий, с выпученными глазами, Филипп Август тряс кистями рук, так как будто отгонял от себя призраков.
Несколько священников подошли к королю, чтобы загородить его от людских глаз. Коронование королевы было прервано.
Ничего не заметивший народ радостно рассыпался по городу, а Филипп Август признался архиепископу в том, что он почувствовал внезапно отвращение к Энжебурж, перешедшее в припадок.
— Эта женщина околдована, — говорил он, — она сделала из меня импотента. Ее нужно отправить обратно в Данию.
Прелат попытался ему объяснить, что причиной его срыва могло послужить слишком большое желание или слишком большая усталость.
— Я хочу, чтобы она уехала, — сказал король. Датчане, сопровождавшие Энжебурж, были предупреждены о намерениях короля и, объявив, что их миссия закончена, быстро покинули монастырь.
Филипп в приступе ярости отправил королеву в монастырь.
В монастыре Филипп навестил ее месяцем позже по совету своего дяди, архиепископа Реймса, попытавшись еще раз исправить ситуацию.
— Отправляйтесь к ней — и постарайтесь стать мужем. Если вам это удастся, вы вновь обретете душевный покой. Если вам это не удастся, вы все же сделаете нужный шаг, и церковь примет это в расчет в случае расторжения брака.
И с улыбкой добавил:
— Сын мой, считайте, что вся Франция смотрит на вас.
Филипп Август прекрасно знал, что весь народ знал о его брачной ночи, и мысль о том, что вся Франция смотрит на него, не добавляла ему уверенности в своих силах. Скорее наоборот. Тем не менее Филипп Август посчитал, что дядя прав, правильно посоветовав попытать счастье в последний раз. Поэтому ближе к вечеру, июньским днем 1193 года, он направился к месту заключения несчастной восемнадцатилетней королевы.
Приехав в монастырь, он спрыгнул с лошади, повернулся к группе сопровождавших его друзей, сухо сказав им:
— Молитесь!
И быстро пошел к башне, где горевала Энжебурж…
Всадники спешились и принялись молиться, чтобы король Франции смог наконец стать супругом королеве…
Прошло много времени, и друзья Филиппа Августа незаметно для себя увлеклись молитвой. Неожиданно открылась дверь, и появился король. Он был опять в состоянии крайнего возбуждения. По мертвенно-бледному лицу струился пот, кисти рук дрожали.
Друзья не осмеливались приблизиться нему и стояли, не зная, что предпринять.
«Она опять его околдовала», — думали они.
Король подошел, чтобы сесть на лошадь, и у него опять начался приступ. Сжав кулаки, выпучив глаза, сотрясаясь от конвульсий, он стал кричать:
— Я бессилен! Я бессилен! Ничего не поделаешь! Эта женщина действительно заколдована.
Силы покинули Филиппа Августа, и он потерял сознание.
На следующий день о происшедшем стало известно всему Парижу, и каждый комментировал это по-своему:
— Если у короля ничего не получилось, — говорили одни, — значит, у королевы есть какой-то изъян. Может быть, у нее кожа ящерицы.
— Или рыбья чешуя на животе.
— Вот те на. Неужели?! — насмехались сплетники. — Может быть, наш милый государь получил какой-то сюрприз, желая лишить девственности королеву…
— Ну что, например?
— Например? Например, увидел, что она рассталась с девственностью еще в Дании…
Это последнее предположение, неоднократно повторявшееся среди населения, однажды было высказано на горе Сент-Женевьев среди датских студентов и вызвало столкновение. Между теми, кто верил в чистоту королевы, и теми, кто ее отвергал, вспыхнула драка. Странно, но датский король не объявил тогда войну Франции.
