– Тебе уж не о чем говорить со мной? Я уж больше не нравлюсь? До и после в любви?
Он удивился. В самом деле, она очень умна.
До и после? Откуда ты знаешь? Разве мы об этом говорили? Женщины, кажется, не так это чувствуют. А ведь это величайшая трагедия, это до и после в любви. Здесь открывается, что все предыдущее было — обман: человека завлекли, принудили, приманили к чему-то, чего он, может быть и не хотел. Удовлетворение оказывается отрезвлением.
Она не шевелилась. Его несколько обеспокоило ее молчание. Он чувствовал, что не должен был говорить этого ей. Он придвинулся к ней поближе.
– Который час?— вдруг спросила она каким-то изменившимся и очень спокойным голосом.
– Не знаю. Около двенадцати, вероятно. А что?
Он опять склонился над нею, чтобы ласкать. Она резко отодвинулась.
– Оставьте!
Он удивился:
– Что такое?.. — Пытался обхватить ее за талию.
– Оставьте меня! — В голосе ее слышна гневная обида. — Ведь вы не хотели этого. Вы были обмануты, — сами сказали.
Он улыбнулся:
– Да это не в том смысле. Не начинай сцены.
– Оставьте меня! Это смешно. По крайней мере, могли бы промолчать об этом. Говорить это женщине на постели!..
Он виновато молчал. Потом сказал очень тихо:
– Ну, прости, Клавдия, не сердись. Я не хотел обидеть. И не говори мне – вы, это выходит неестественно.
Она словно не слышала.
– Вас научить любви? Да разве этому учат! Оставь меня! – крикнула она, когда он опять хотел до нее дотронуться. – Я вам не нравлюсь, это слишком ясно.
Затем голос ее зазвучал мягче.
– Ты, действительно, слишком много думаешь о любви. И зачем ты теперь оправдываешься? Дай мне мою рубашку.
Он встал и принес ей ее белье, беспорядочным ворохом лежавшее на кресле. Она ждала отвернувшись. Ужасно странными казалось ему все это. Он внимательно присматривался к ней.
Она поспешно одевалась, зашнуровывала корсет, быстро перебрасывая из руки в другую ленты. Он тоже смущенно одевался, отойдя в дальний угол.
– Ты позволишь мне тебя проводить, по крайней мере? – спросил он после.
– Проводи, если хочешь. — Она говорила уже совсем спокойно. – Ах ты, мальчик!
Затем оба они подошли к окну. Шумело море. Дождя уже не было. Ночь светла.
– Мы пойдем через парк, — решила она. Потом, оглядываясь: — Ничего не забыли?.. Я не сержусь на тебя, Глеб. Ты только слишком откровенен.
* * *
Опять он один в своей комнате. Тяжелая тревога и грусть на душе. А завтра он уезжает отсюда.
Как прежде, шумит и ропщет море. Но уже не радует больше его шум. Как расходилось, разбушевалось оно, седогривое чудовище. На что негодуешь ты, море?
Он осматривается в комнате. У нее необычный вид. Пусто на комоде и столе, у окна раскрытый чемодан. Беспорядочно загромождены стулья. Он уезжает завтра. Что останется ему от этих двух недель?
Задумывается и вспоминает. Чудесно было море – в ясные, лучезарные утра и вечером, пылая огнем заката. Что обещало оно ему тогда? Кто эта женщина, бродившая с ним у моря, так скоро отдавшая ему свою любовь?
Ему неприятно это воспоминание. Почему так печально и нелепо все вышло? Ведь она казалась ему обольстительной и он ее хотел, он ее хотел. Море ли обмануло – или любовь, обманывающая всегда?
Он встает и начинает ходить по комнате. Душно. Открыть хотя бы окна в сад.
Подойдя к окну, он остановился. Темная ночь». Через стекло ничего не видно. Чтоб лучше разглядеть, он приложил лоб к раме. Тихо хрустнуло что-то в стекле. Вот смутно выступили в темноте тяжелые очертания – сплошные и черные. Это деревья в саду. Но поверх них вырисовывалось еще что-то другое. Что это? Вдруг с удивлением он понял — это его щека и подбородок, отразившиеся в стекле. Щека показалась длинной и странной. Он втянул ее в себя, — получилась впадина. Оттопырил языком, – образовался странный нарост. Как это все непонятно. Это — он, его тело и лицо. Хотелось потрогать самого себя руками.
Отошел от окна. Вспомнил, как тогда, в тот единственный вечер, лежа с Клавдией на постели, он шутливо, спрашивал, целуя ее тело: «Это ты, и это тоже — ты?» Она сладострастно вытягивалась под поцелуями. Ей нравилось быть телом.
Потом стал вспоминать ее поцелуи. У нее влажные губы. Ему стало вдруг неприятно. Представилось, что во рту ее слюна. Он сплюнул в сад.
