Быстро ходит он по террасе. На ходу расстегивает воротник, развязывает галстух. Хорошо подставить ночи открытую шею и грудь. Подойдя к стеклу, кроющему с боков террасу, задумчиво бьет он по нему пальцами. Долго смотрит в небо, ища звезд. Небо бледно, — тихое и таинственное; — и безумною кажется эта белесая, обнаженная ночь. Тот же неустанный глухой гул вдали.
Не утро ли уже? Зарыскал заволновавшийся ветер, зашевелились, ропотно перекликнулись, переглянулись деревья. На небесном скате широко разливается зеленовато-желтая заря. Или это отсвет моря, заплеснувшийся сюда его блеск? Все так же гудит, все так же неугомонно море… Что обещает этот мощный шум?
* * *
В ясный вечер он на морском берегу. Он идет не один – с новой знакомой своей, Клавдией Андреевной. У нее — черные, словно чуть влажные глаза и нежащиеся движения. Они много говорят, часто смеются, бегло взглядывая друг на друга. По временам останавливаются — посмотреть на море. Ноги увязают в мягком, сыпучем песку, иногда запутываются в длинные зелено–бурые водоросли, выкинутые на берег волной.
Чудесен вечер на морском берегу. Тихо плещется, едва движется море: точно устало оно, угомонилось за день; хочется теперь мирно улечься, но собственная непомерность и мощь мешают ему. На нежнейшем, изумительном небе – розовые и малиновые ручьи. Выше кружевные тучки, – мягкая, тонкая пряжа. Сорвалась она со станка, расползлась по волокнам: вся просвечивает – трепетно и нежно.
– Это чудо, – говорит Глеб о небе, – чудо, не замечаемое нами, потому, что мы видим его каждый день. Бывают минуты, когда все опять кажется невероятным. Минуты просветления.
Она с любопытством смотрит на него.
– Вы так любите природу? Почему же вы до сих пор оставались в городе? Как странно, что вас зовут – Глеб.
– Странно? Почему? Вам не нравится мое имя?
– Оно вам не подходит. В нем что-то холодное и твердое. Впрочем, может быть, нет. Посмотрите, сколько сегодня на море лодок.
Идут дальше. Белая, мягкая пряжа перед ними становится все нежней я пушистей. И вот кажется, – это пышный белый мех на голубой подкладке. Кое-где завернулся верх и шелковый испод проступает наружу.
– Есть что-то странное в именах,— продолжает она раздумывать. — Можно безумно любить самое имя.
Он сбоку взглядывает на нее. Ома кажется ему красивой, немного загадочной, и она странно манит и волнует его. Какие сладострастные у нее жесты. А в разговоре – что-то слегка жеманное, затягивающее, прямое,
– Сядемте здесь. – Он указывает ей на круглый серый камень возле воды.
Она предусмотрительно оглядывается, потом безмолвно усаживается, оправляя юбки. Он прилаживается возле. Камень невелик, и они совсем рядом: локтем касаются друг друга.
– Вы здесь давно? Всегда живете у моря? Сроднились с ним?
Она не отвечает, что-то черта зонтиком по песку. Песок быстро засыпает борозды: ничего не видно. Наклоняясь к ее руке, он старается уследить. Разбирает: Глеб.
Он и без того чувствует – она ведет с ним какую-то игру. Куда-то зовет, завлекает. Может быть, она послана морем, морская царевна – и счастье и исцеление для него? Она опьянительно красива.
– И родились вы у моря? Совсем здешняя? Странно, что вы брюнетка. Морским царевнам полагаются зеленые глаза.
Он чувствует томительное волнение. Сверху смотрит на кружевной вырез ее платья. При разговоре и смехе там трепетно вздрагивает белеющая грудь. А теперь вот она упоительно и плавно дышит.
– Какая нежная у вас кожа, – нерешительно говорит он ей.
– Да? Очень. – Она подтверждает это вполне спокойно. Потом повертывается к нему с загадочной и лживой улыбкой, молча протягивает руку. Он берет и целует ее у локтя.
– Довольно, – говорит она тихо. – Мне неловко на камне. Пойдемте.
Уже другие краски на вечернем небе. Где пышная, малиновая полоса на востоке? Ее нет: все быстро и странно изменилось. Теперь лиловатое, серебристо-серое небо, и светлая, и чистая в нем тишина. Кое-где лишь тусклые, желтоватые пятна: налет паутины на драгоценной бронзе. Белые облака налились искристым светом: это золотые крылья затерявшегося в выси аэроплана.
– Что же вы замолчали? Надо что-нибудь говорить. Смотрите не на меня, смотрите на небо! — В последнем слышится легкая, шутливая насмешка.
