Итак: я переключился на поставки органических продуктов питания. Мне казалось, это очевидное направление. Круг потребителей, особенно в больших городах, неуклонно расширяется, и составляют его большей частью обеспеченные люди, готовые платить подороже за чистую сельскохозяйственную продукцию. Количество производителей – естественно, в сельской местности – тоже растет, причем среди них многие либо чересчур зашорены, либо чересчур идеалистичны, или настолько заняты, что не задумываются об организации сбыта. Вопрос упирается в налаживание связей. Фермерские рынки – штука хорошая, но, с моей точки зрения, это лишь средство продвижения товаров, а то и привлечения туристов. По сути, выбор делается между уличными торговыми точками и доставкой продуктовых корзин на заказ. Ориентироваться только на заказы – это в некоторой степени дилетантский подход, а руководство магазинов зачастую не обнаруживает достаточных знаний маркетинга. Или же считает, что честный и добросовестный бизнес не нуждается в продвижении. Эти люди не понимают, что даже в наше время – особенно в наше время – добродетель требует рынков сбыта.
И я взялся за дело. Углубился в логистику и маркетинг. Исходил из того, что многие производители органических продуктов столь же далеки от современной цивилизации, как амиши, тогда как торговые палатки большей частью отданы на откуп хипповатым личностям, для которых быстрота и эффективность – позорные буржуазные пережитки, а умение считать – грех. При этом в круг покупателей активно втягиваются здравомыслящие представители среднего класса, которые не слишком заинтересованы в получении дозы контркультуры при покупке каждого пучка неотравленной петрушки. Как я уже сказал, вопрос упирается в налаживание связей.
Ага, вижу: вам хочется, чтобы я не отвлекался. Между прочим, я близко к сердцу принимаю… Ладно, намек понял. Так вот: именно этим я и занимался в Балтиморе не один год, а потом устроил себе непродолжительный отпуск в Европе. Откровенно говоря, сидеть без дела – это не по мне, я начал изучать местные торговые точки и схемы поставок, которые, если честно, повергли меня в шок. Поэтому я решил вернуться домой и здесь начать нулевой цикл.
ОЛИВЕР: Нулевой цикл в нулевом часовом поясе. Нулевой часовой пояс.
Время – это действительно ноль, ничто. Хитрая маленькая субретка. На протяжении всей твоей жизни приволакивает ножки и оттопыривает нижнюю губу, а потом, в какой-то быстротечный счастливый час, в пьянящий миг, когда наслаждение, казалось бы, совсем близко, проносится мимо, как официантка на роликах. Взять хотя бы тот счастливый час, когда я, благоговейно преклонив колено, попросил руки ma belle[16]. Откуда мне было знать, что закончится он примерно тогда же, когда мы разойдемся в разные стороны? И как предугадать, в какой момент неприветливая распутница с подносом над головой снова объявит счастливый час? Честно признаться, после нашего возвращения в Англию жизнь некоторое время текла как-то вяло и зыбко. Потом случилось благовещение Мари. Она – забойный «Сингапурский слинг», каких свет не видывал.
И понеслось: знакомые лица едут на ярмарку веселиться, всей толпой на водопой… А потом на нас обрушилась смерть моего отца. Какие-нибудь въедливые душеведы, ревностные калибраторы тревоги уже, наверное, прикинули, что стресс, вызванный отцовской смертью, наложился на мучительный переезд. Быть может, они бы выразились иначе, но тем не менее. Лично я больше психовал из-за потери лестничной ковровой дорожки и абажура в виде Дональда Дака, нежели из-за того, что нас покинул paterfamilias[17].
И нечего кривиться. Вы ведь не знали моего отца? А если даже и знали, что вряд ли, так ведь это не ваш отец, а всего лишь мой, старый черт. Избивал меня, молокососа, хоккейной клюшкой. Или бильярдным кием? За одно лишь то, что я был похож на мать. За одно лишь то, что она умерла, когда мне было шесть лет, и наше с ней сходство оказалось для него нестерпимым. А поводов было множество: моя нерадивость в учебе… моя внезапная дерзость… плюс какая-то отроческая тяга к поджогам, но я-то знал истинную причину. Мой отец был холоден, как рыба. Этот старый палтус курил трубку, дабы перебить свой рыбный дух. Но пришел день, когда у него пересохла чешуя, а плавники задубели, как ненужная малярная кисть. При жизни он заговаривал о кремации, но я распорядился, чтобы его закопали на перекрестке дорог, для верности пригвоздив колом.