Машина была похожа на кокон, прохладный и бархатный внутри, он полностью изолировал от шума узких улиц, по которым они ехали. Ребекка почувствовала себя в полной безопасности. В то же время над ней как будто нависла какая-то угроза. Она тяжело сглотнула, перед тем как говорить, голос ее звучал тихо и неуверенно:
— Я благодарна вам за то, что вы для меня сделали.
— Уверяю вас, я сделал это с удовольствием.
— Я даже не представляю, что бы я делала, не окажись вас поблизости.
Он улыбнулся:
— Но я всегда там, как вы знаете, чтобы увидеть ваш танец.
— Действительно, мистер Столет…
— Называйте меня Космо, хорошо? Мне это нравится. По-моему, впервые за время нашего знакомства мы обменялись чем-то более содержательным, чем «здравствуйте» и «спасибо».
— Да, я…
— Вам все это кажется странным, а мне нет. Потому что в своем воображении я уже не раз разговаривал с вами. Я вас люблю.
Губы ее слегка приоткрылись — она не отрываясь смотрела ему в лицо. Наверное, она что-то не так поняла. Люди, подобные ему, не станут этого говорить таким, как она.
Он рассмеялся, и в голосе зазвучало нарастающее волнение.
— Вы удивлены, правда? Вы, наверное, думали, что я похотливый старик, приходящий, чтобы посмотреть на ваше прекрасное тело? Я виноват, наверное, но, поверьте, дело не только в этом.
— Не стоит надо мной насмехаться…
— Вы думаете, что я насмехаюсь над вами? Клянусь вам могилой своего отца, ничего подобного у меня и в мыслях нет. Поверьте, эта клятва дорогого стоит.
Ребекка отвела взгляд от его ярких темно-серых глаз — в них отражался свет уличных фонарей, мимо которых они проезжали. Таким он запечатлелся в ее памяти: посеребренные сединой виски, крупный нос, квадратный подбородок, изящные и сильные руки. В его манере держаться было то неуловимое, что дается лишь воспитанием, и та уверенность в себе, которая достигается лишь благодаря богатству. Она была обескуражена его изысканными манерами и речью, и это ей не нравилось.
Неожиданно она обратила внимание на то, что они проезжают мимо огороженного участка — были видны надгробные камни и склепы, — подобный облик не зря дал название кладбищам «город мертвых». Она встрепенулась.
— По этой дороге мы не доедем др моего дома.
— Я знаю, что нет. Именно поэтому я вам сразу сказал, что люблю вас. Я хотел, чтобы мое признание вы услышали до того, как откроете мое коварство.
Она облизала губы.
— Что это значит?
— Это значит, что я не везу вас домой.
— А куда мы едем?
— В мой дом — он называется Бон Ви.
— Но я не могу ехать туда с вами! — Она пыталась держать себя в руках, но слова выдали ее волнение.
— Почему?
Она повернулась к нему лицом и уперлась спиной в дверцу.
— Я не знаю вас. Вы не знаете меня.
— Я знаю о вас гораздо больше, чем вы думаете, — ответил он и начал перечислять основные данные ее биографии своим ровным аристократическим голосом: дата рождения, место рождения, имена отца и матери, названия школ, где она училась, и отметки в документе об образовании, дату и примерное время, когда она бежала из родного города с Эдисоном, дату рождения Эрин. Что-то в его тоне подсказало ей, что он знает гораздо больше, но предпочитает об этом не упоминать.
— Но как? Зачем? — спросила она прерывающимся голосом.
— Для этого есть масса способов. Ну а почему — я просто хотел знать. Назовите это одержимостью, и, вероятно, вы будете недалеки от истины. Мужчинам моего возраста позволено иметь один-два бзика.
— Меня… меня это все смущает.
— Почему? Вам нет причины смущаться. Мне должно быть стыдно за то, что я шпионю за вами, вторгаюсь в вашу личную жизнь. За это я приношу вам свои извинения.
— Вы знаете обо мне так много, а я о вас почти ничего, — сказала она озадаченно.
— До Бон Ви еще далеко ехать, поэтому, разрешите, я расскажу вам.
— Но я не могу с вами ехать — просто так, ни с того ни с сего, куда-то в ночь… — Однажды она уже сделала так и сейчас расхлебывает результаты.
— Почему бы и нет? — поинтересовался он. — Что именно вас удерживает? Кому до этого есть какое-нибудь дело?
Слова эти могли бы прозвучать жестоко. Но, напротив, в них было столько сочувствия и заботы, что Ребекке захотелось расплакаться, — в носу у нее защекотало. Он ведь прав. Никому до нее нет никакого дела. Никому.
