Для торжественного приема мужчинам полагалось надевать смокинги. Правда, в шестидесятые и начале семидесятых годов смокинги на городские рауты мало кто надевал. Однако в последние годы смокинг вновь стал необходимой частью мужского гардероба.
Вероятно, в результате этого, а может быть, потому, что это был Новый Орлеан, тут и там стояли столики с напитками, и вокруг них толпились люди. Шампанское текло рекой. На сияющих серебряных блюдах были разложены кулинарные шедевры — креветки и крабы в тарталетках, лангусты и маленькие горячие сосиски в соусе барбекю, кроме того — тушеные грибы и масса других деликатесов. На десерт в высоких стаканах подавалась свежая земляника в шоколаде и взбитые сливки. Среди блюд были расставлены ледяные фигурки диких уток, гусей, пеликанов, белых цапель и журавлей, чьи гнездовья в заболоченных районах штата и хотели сохранить благодаря средствам, собранным на балу.
Для любителей танцевать играла разнообразная музыка. Струнный квартет на третьем этаже играл вальсы для старшего поколения и романтически настроенных гостей, ансамбль музыкантов-кажунов — зажигательные ритмы на втором этаже, а на первом слышались звуки джаза. Но самым большим успехом пользовался дворик, где освещение создавало располагающую обстановку, небольшой оркестрик наигрывал непритязательные мелодии, под которые можно и потанцевать, но которые не мешают и неторопливому разговору.
Обитатели Бон Ви находились вместе не слишком долго, но достаточно, чтобы потанцевать. Сопровождавший, как всегда, Риву Дант провел ее на первый этаж. Они двигались легко и непринужденно, хотя и без особого жара. Для Данта танец был лишь удобной возможностью отпускать остроты по поводу всего и всех. Ботинки мало разговаривал, но для столь большого мужчины двигался удивительно плавно и в такт музыке. Совсем по-особому ощущала себя Рива в паре с Ноэлем, как будто эти двое были просто предназначены друг для друга, — с ним даже обязательные танцы ощущались по-иному. Он как-то по-особенному реагировал на мелодию. Как если бы он становился с музыкой единым целым, в танце он выражал все то, что обыкновенно держал запертым внутри себя. Это не было каким-то открытием. Рива заметила эту его особенность давно, когда они впервые танцевали вместе. Тем не менее ей казалось, что сам Ноэль не осознавал, насколько музыка была частью его самого.
Компания из Бон Ви наконец распалась. Рива не спеша передвигалась по зданию в сопровождении Данта, пока его не захватила какая-то матрона, желавшая немедленно обсудить подготовку к свадебному приему, который будет организован в одном из помещений «У Леконта». Какой-то знакомый завладел вниманием Ривы, потом она продолжила свой путь в одиночестве. В руке у нее был бокал с шампанским, затем она заменила его на стакан с минеральной водой. Еда, расположенная в изобилии, не вызывала у нее большого аппетита, она лишь отведала несколько кусочков. Время от времени она останавливалась, чтобы обменяться приветствиями с друзьями или с теми, кто не был настроен к ней слишком уж по-дружески. Иногда она позировала в той или иной компании для фотографов полосы светских новостей из «Нью-Орлеанз» и «Таймс Пикаюн».
Через некоторое время ее привлекли аплодисменты, доносившиеся из зала, где играл джаз. Она пошла на звуки музыки. В дверях толпились люди, но она сумела пройти сквозь толпу и занять удобное место. С этой выгодной точки обзора она стала наблюдать за ансамблем.
Он состоял из трубы, кларнета, фортепьяно, контрабаса и ударных. Мелодия, которую они играли, была грустной, выразительной и чувственной, как будто пришедшей прямо со старого Бэйзин-стрита. Ритм мелодии захватил Риву, закрался в сердце, заставил двигаться в такт ноги.
Чернокожий трубач был великолепен, а кларнетист изыскан, но все же жизнь мелодии придавал ударник. Ритм, который он выбивал на барабанах, был сложным и полным чувственности, он звучал в полном соответствии с темпом музыки, но вдвое быстрее. Когда повторялись основные такты песни, его удары становились сильнее. Мелодия была примитивной, но производила впечатление, это была победная песнь любви, торжествующей в ночи, когда тела неудержимо движутся в такт, стремясь к экстазу, когда время как будто замирает.
