Некоторые ветви старинных исполинов достигали величины стволов крупных деревьев и клонились к земле, образовывая собой дополнительные опоры. Величественные гиганты тянулись к дому, а их внутренние ветви изгибались со всей своей роскошной листвой над дорожкой, образуя своего рода кафедральный свод при приближении к дому, который поэтому походил на алтарь в дальнем конце огромного храма. Старинный особняк был защищен уже одной своей удаленностью от современной жизни и отчасти благоговением, которое вдохновлял своим видом. Бон Ви был одним из старейших плантационных поместий, выстроенных еще до Гражданской войны. Это была гордость Юга. Каменный, с прекрасными пропорциями фасад сразу же узнавался, так как в свое время его снимали для обложек сотен книг и почтовых открыток.
Космо был ярым противником дополнительного укрепления своего жилища от воров, хулиганов или от просто любопытствующих чужаков, появлявшихся время от времени на подъездной дорожке к дому. Он говорил, что Бон Ви не является ни военным лагерем, ни тюрьмой, а его домом.
Рива не стала ничего менять после его смерти. Конечно, при доме содержалась небольшая армия обслуживающего персонала: дворовые и домашние слуги, повар и шофер. Эти люди всю свою жизнь отдали служению семье Столетов, как и их родители. Можно было сказать, что Бон Ви и для них был отчим домом. Поэтому ничто не могло пройти здесь незамеченным и невыясненным. Никогда не было никаких проблем или недоразумений.
Дант Ромоли повернул свою «альфа-ромео» к подъездной дорожке и быстро приближался к дому. В двадцати ярдах от парадного крыльца он свернул влево, к месту парковки, и остановил машину рядом с тремя другими, уже стоявшими там. Он выбрался со своего сиденья и обошел кругом, чтобы помочь выйти Риве.
Сильная спортивная машина легко и быстро преодолела расстояние, отделявшее место проведения митинга от Бон Ви, — примерно пятьдесят миль. Но эта прогулка «с ветерком» нисколько не освежила Риву. Она была все так же напряжена, не отошла от разговора с Эдисоном и Ноэлем. Когда Дант помогал ей выйти из машины, она как-то извиняюще улыбнулась ему. Весь последний час она не могла составить ему хорошей компании, так как была погружена в свои мысли.
— Останешься, ладно? — спросила она. — Могу предложить тебе неплохой ленч взамен того, который ты упустил из-за меня. Сейчас здесь только друзья Эрин, и мне будет одиноко. Ведь среди них нет ни одного человека старше тридцати.
Дант недолго думал.
— Ты же знаешь меня. Я еще никогда не отказывался от еды.
Это была одна из тех шуток, которыми они перебрасывались в общении друг с другом. Они вместе прошли длинный путь. До шестидесятых, до засаленной кухни знаменитого ресторана «Французский квартал», до неряшливого бара без крыши на Бурбон-стрите, до того времени, когда они оба были молоды, самостоятельны, бедны, но не нищи.
Тогда-то Дант и занялся всерьез едой. Будучи постоянно в непосредственной близости к котлам и сковородкам, будучи причастным к приготовлению всевозможных блюд, у каждого из которых был свой собственный вкус и аромат, он постоянно боялся растолстеть до размеров кита. Он все беспокоился, что полнота помешает в любовных делах. Впрочем, все опасения были напрасны: несмотря на свою франко-итальянскую наследственность, он по сей день оставался довольно стройным. Но перед другими он любил изображать тяжелую борьбу, которую якобы вел для поддержания формы. Каждый день совершал двухмильные пробежки и махал теннисной ракеткой. Однако правда заключалась в том, что особый тип обмена веществ в его организме и постоянная работа ради хлеба насущного просто не оставляли ему никаких шансов пополнеть, что бы и в каких количествах он ни ел.
У него были серьезные причины уважительно относиться к пище. Теперь он был владельцем ресторана «У Леконта». Это заведение с великолепной кухней нисколько не уступало по известности «Коммандерс Пэлис», а своими корнями в историю Нового Орлеана уходило еще глубже. Этот ресторан был преуспевающей фирмой аж с 1843 года, здесь закатывались громкие пиршества и не менее громкие скандалы в то золотое время перед Гражданской войной, когда хлопок ценился дороже серебра, не пустел зал ресторана и в веселые девяностые годы. В середине двадцатого века хозяева, а вернее, их потомки вынуждены были продать свое дело, и ресторан переходил из рук в руки до тех пор, пока его не купил Дант, работавший там помощником официанта. Это произошло десять лет назад.
