Жюли ощущала, как он продвигается вперед, дюйм за дюймом. Боль длилась только мгновение, и тут же растворилась в неизъяснимом наслаждении. Адам напрягся, глаза его расширились, вздрогнув, он простонал ее имя.
— Не останавливайся! — Жюли прерывисто вздохнула в предвкушении более сильного наслаждения, но его пальцы недвижно застыли на ее груди. — Пожалуйста, не останавливайся.
И ласки продолжились. Слияние двух тел в одно завораживало ее, рождало острое, мучительное любопытство. Жаркий, упоительный восторг увлекал за собой все более властно, и вот она воспарила к небесам на гребне этой волны.
Адам не сводил с нее глаз. Упругое тело выгнулось в апофеозе страсти, и Жюли исступленно выкрикнула его имя.
Борясь с дремотой, Жюли не закрывала глаз. Вдруг, если зажмуриться, чудо последних часов растает, как сон?
Тело ее сладко ныло, а случайный отзвук боли лишь напоминал о пережитых упоительных восторгах. При мысли о том, скоро ли ей доведется испытать нечто подобное снова, Жюли ощутила укор совести.
Физическое наслаждение слилось с любовью, затаенной в душе, — так дикие розы оплетают садовую ограду. Ей так хотелось открыть любимому сердце. Велико ли преступление, если она произнесет вслух заветные слова? Ей не нужны обещания. Ей всего лишь хочется поделиться радостью, дарить, ничего не требуя взамен.
— Адам, я…
Доводилось ли ему когда-нибудь брать от жизни столь много? Задавая себе этот вопрос, Адам знал ответ заранее. Нет. Он увлекался, он испытывал нечто похожее на привязанность и нежность, но до сегодняшней ночи любви не знал. Сегодняшняя ночь научила его, что такое — истинный союз тел и сердец.
Но при взгляде на Жюли он ощутил смутную тревогу. Отрешенно-блаженный взгляд сменился задумчивостью, для него непонятной. Это — ностальгическая грусть, неизменный отзвук первой ночи любви, что проистекает от физических причин? Или она жалеет о содеянном? О том, что отдала ему то, что предназначала другому?
Подсказанные любовью и нежностью слова сорвались с языка прежде, чем Адам успел себя одернуть:
— Жюли, я…
Оба заговорили одновременно — и оба смущенно замолчали. Радуясь, что удержались от откровений, способных обременить другого, оба затаили заветные признания в сердце.
— С тобой все в порядке? — Адам погладил ее по щеке.
— Почему бы и нет? — Жюли накрыла его руку своей.
— Ну… Я не проявил особой деликатности.
— Хочешь сказать, что бывает иначе… лучше?
— Бог ты мой, конечно! — Адам поднес к губам ее руку. — И выдержки я тоже не проявил.
Тела их по-прежнему были сплетены, и в подтверждение собственных слов Адам почувствовал, что плоть его напряглась. Услышав, как Жюли судорожно вздохнула, он в сердцах обозвал себя варваром.
— Прости. Тебе было больно?
Она отрицательно покачала головой, но в глазах ее Адам прочел ответ.
— Немного, — призналась она чуть погодя, не позволяя любимому отдалиться. — Но не только. — При мысли о собственной дерзости Жюли вспыхнула румянцем.
Даже в полумраке Адам заметил, как заалели ее щеки.
— А еще что ты чувствуешь? — облегченно улыбаясь, полюбопытствовал он.
Мгновение она колебалась. Затем почувствовала, как его рука маняще скользнула по ее бедру, и улыбнулась в ответ.
— Возбуждение, страсть, томление… — Развернувшись, она припала к его губам. — Выбирай на свой вкус.
— Жюли. — Адам обреченно застонал. — Если я сейчас займусь с тобой любовью, я — последний негодяй.
Юная княжна рассмеялась, вдруг ощутив себя очень сильной и уверенной в себе — словом, настоящей женщиной.
— Это не ты занимаешься со мной любовью. — Она игриво куснула его за губу. — Это я тебя соблазняю.
Крепче сомкнув объятия, Адам перекатился на спину, увлекая обольстительницу за собой.
— Что ты делаешь?
— Ровным счетом ничего. Это ты меня соблазняешь. — Адам усмехнулся. — Ты сама так сказала.
Жюли приподнялась на локтях.
— Но…
Неспешные касания ладоней, скользящих по ее спине и ягодицам, оборвали ее протест еще до того, как губы их слились.
— Тебе выбирать…
Хрипловатые интонации его голоса поощрили ее, и Жюли ощутила себя раскованной и сладострастной, желанной и удивительной. Наслаждаясь восторгом, что переполнял все ее существо и отражался в глазах Адама, она открывала для себя и для него новые грани чувственного экстаза. Вместе приблизились они к заветному краю и вместе воспарили ввысь.
