Аркадий Семенович переждал, пока они обнимались, затем сделал приглашающий жест рукой:
— Господа, прошу! — Он перешел к длинному столу для заседаний и тяжело сел.
Вновь появилась секретарша, внесла поднос с бутылкой коньяка и пузатыми гладкостенными рюмками.
Шеф заговорил, и началась работа.
При всем своем настороженном отношении к Аркадию Семеновичу Катя не могла не признать, что работать он умеет. Свои мысли формулировал четко, никогда не пытался, задавая вопрос, подсказать тот ответ, который ему хотелось бы услышать, умел выслушать оппонента не перебивая, что стало в наше время величайшей редкостью. Работал как вол, ясной головы не терял. Вскипал мгновенно, в выражениях не стеснялся, однако на следующий день отходил и даже иногда просил прощения. Дела фирмы шли хорошо в основном благодаря его кипучей энергии и умению подбирать помощников. Совместные проекты с европейскими фирмами были его давней идеей. Как правило, они развивались успешно, находились под его непрестанным и пристальным наблюдением.
Завершилось совещание быстро, по-деловому. Договорились, что фирмачи улетают в Средневолжск завтра же.
После ухода гостей шеф задержал Катю.
— Значит так, Катерина. Завтра ты поедешь с ними.
— В Средневолжск? — удивилась она.
— Здрасьте! Ну куда еще?
— Но там же есть переводчик.
— Если я посылаю тебя, значит, работать будешь ты, — отрезал шеф.
— Неловко как-то, Аркадий Семенович.
— Кому? — строго спросил он.
— Мне, конечно.
— Это мои проблемы, твое дело не возражать начальству, — и неожиданно помягчевшим тоном добавил: — Заодно и отдохнешь, на Волгу полюбуешься. Раньше была в Средневолжске?
— Нет, никогда.
— Вот и прекрасно! Новые впечатления, новые люди. Да и фирмачи иностранные вполне ничего — молодые, симпатичные, впрочем, одного ты, кажется, знаешь.
— Да, он учился на специальных курсах в нашем институте.
Катя смотрела на шефа широко раскрытыми от удивления глазами — никогда не видела его таким. «Капитализм с человеческим лицом», — подумала она и улыбнулась.
— Ну раз улыбаешься, значит, все хорошо, — заключил он. — Но не думай, что я такой уж бескорыстный. У меня к тебе есть просьба: ты, конечно, слышала, что жена директора тамошнего филиала — моя племянница, Дануся, — лицо шефа озарилось улыбкой. — Она мне как дочь. На днях у нее день рождения, я приготовил ей подарок. Передашь?
— Конечно, Аркадий Семенович.
— Спасибо. Утром за тобой приедет машина. Пакет будет у шофера. А теперь иди, работай.
В конце рабочего дня, успешно разделавшись с переводом статьи из немецкого журнала, чем-то заинтересовавшей Аркадия Семеновича, Катя пошла в курилку, чтобы позвонить Степу.
— Степ, это я, — сказала она, поглядывая в коридор, не появится ли Жанна Ивановна.
— Сейчас, только к обочине прижмусь.
Она знала эту его особенность — на скорости он старался не говорить по сотовому. Такую привычку Степ завел после того, как один его приятель на полном ходу потерял на мгновение контроль, разговаривая по телефону, и врезался в хвост трейлера.
— Да, говори, — раздался его голос.
— Я не смогу сегодня встретиться с тобой, завтра чуть свет улетаю в командировку в Средневолжск.
— Это обязательно? — спросил он огорченно.
— Я, по-твоему, не на работе, а на посиделках? Что хочу, то и делаю?
— Я тебе давно предлагал, уходи, будем вместе тексты гнать — полная свобода и денег больше.
— Ладно, Степ, мы все это давно обсудили… Словом, я не приду. Пока.
Катя отключила сотовый, чтобы Степ не смог ей перезвонить, и спрятала в сумку.
Она шла к станции метро, поглядывая по сторонам: хотелось есть, а домой еще надо доехать, искала, где бы перекусить. Подошла к маленькому окошечку на первом этаже старого здания, откуда весенний ветер разносил соблазнительный запах горячих пирожков, видимо, с мясом. Там уже стояла небольшая очередь, человек пять. Катя терпеливо ждала, поглядывая на изменчивое небо: переменный ветер, как сказали бы в бюро прогнозов погоды, дул то с юга в сторону севера, то в обратном направлении, и небольшая тучка двигалась попеременно в разные стороны, словно танцевала с ветром. Ветер — ведущий, тучка — ведомая. «Все правильно, — подумала Катя, — тучка — она, ветер — он. Вечная зависимость женского начала от мужского. Вот и у Лермонтова: «Ночевала тучка золотая на груди утеса-великана…» Хоть она и золотая, а все-таки ищет защиты, убежища. Хорошо, когда есть такой утес: надежно, спокойно…»
