— Просто чай.
Ей уже было лучше: когда он был рядом, Эйслинн чувствовала себя более уверенно. Сет был воплощением спокойствия.
Когда его родители уехали с какой-то миссией, они оставили ему все свои сбережения. Но он не растратил деньги. Он купил несколько вагонов и превратил их в своего рода трейлер. Все остальное он тратил умеренно, иногда позволяя себе вольности в виде посиделок в баре или вечеринок. Он говорил о колледже, о школе искусств, но явно не горел желанием там учиться.
Она зашла внутрь и оказалась в окружении стопок книг, нашедших себе место прямо на полу. Чосер и Ницше лежали возле «The Prose Edda»;[2] «Кама Сутра» примостилась рядом с «Историей мировой архитектуры» и романами Клэр Данкл.
Сет читал все подряд.
— Просто подвинь Бумера. Он сегодня какой-то вялый. — Он указал на удава, дремлющего на одном из складных стульев в передней части вагона, служившей в качестве гостиной.
Спинки двух стульев — зеленого и ярко-оранжевого — изгибались в форме буквы «С», подлокотников не было, поэтому при желании на них можно было сидеть с ногами. Возле каждого из них стояли деревянные журнальные столики, с громоздящимися на них книгами и кипами газет.
Она аккуратно подняла свернувшегося кольцами удава и перенесла на диван в другом конце узкой комнаты.
Сет вернулся с двумя китайскими блюдцами, на которых стояли такие же чашки с голубым цветочным орнаментом, на две третьих наполненные чаем.
— Высокогорный сбор. Купил сегодня утром.
Она взяла чашку, пролив немного через край, и попробовала:
— Ничего.
Он сел напротив нее, держа чашку в одной руке и блюдце — в другой, умудряясь выглядеть до странности величественно несмотря на покрытые черным лаком ногти.
— Ну и, есть кто в «Вороньем гнезде»?
— Гленн остановил меня. Привезли твои колонки.
— Хорошо, что ты туда не заходила. Вчера ночью там была проверка. — Он слегка нахмурился. — Гленн тебе не сказал?
— Нет, он знал, что я не останусь. — Она подобрала ноги, радуясь, что он перестал хмуриться. — Кого-нибудь взяли? — Она устраивалась на стуле в ожидании последних слухов.
В большинстве случаев она сворачивалась клубочком и слушала, как он говорит с людьми, которые приходили к нему почти каждый день. Тогда она могла думать (правда, только на короткое время), что мир — всего лишь то, чем он кажется, ни больше, ни меньше. Сет давал ей возможность поверить в иллюзию нормальности окружающего мира.
Но не поэтому она стала ходить к нему в гости. Однажды она узнала , что он живет в доме со стальными стенами. И именно это стало одной из причин того, что у нее начали появляться до дикости глупые мысли о нем, однако, он не заводил с девушками отношений. Его репутация говорила о том, что девушки не интересуют его больше, чем на одну ночь. Такое положение вещей ее однозначно не устраивало. Ей хотелось быть с ним, но не хотелось разрушить их дружбу и потерять доступ в его дом — убежище со стальными стенами.
— Ты в порядке?
Она внимательно посмотрела на него:
— Да, я, наверное, просто устала.
— Хочешь поговорить об этом?
— О чем? — Она сделала глоток чая, желая, чтобы он ни о чем ее не спрашивал и, в то же время, чтобы он продолжал расспросы.
Как приятно было бы рассказать кому-то! Просто поговорить об этом… Бабушка не говорила о фейри, если в этом не было необходимости. Она была стара и с каждым днем выглядела все более уставшей, чтобы расспрашивать о том, как прошел день Эйслинн, и чтобы сама Эйслинн рассапрашивала бабушку, куда она уходит на закате.
Эйслинн позволила себе осторожно улыбнуться Сету. Я могла бы сказать ему . Но нет. На этом бабушка особенно настаивала.
Поверит ли он мне?
Из глубины соседнего вагона послышалась музыка — еще одна смесь из тех, что он предпочитал, от Godsmack до Dresden Dolls, Sugarcult и Рахманинова, и еще чего-то, что она не могла идентифицировать.
Это оказывало умиротворяющее воздействие на нее, пока Сет не прервал эти ощущения, поставив чашку на столик.
— Расскажи, пожалуйста , что происходит?
Ее рука дрогнула, пролив чай на пол. Он никогда прежде ни к чему ее не принуждал — это было не в его правилах.
