Я пересказал историю с вопросом специалиста по России о том,
почему архиереи с бородами. Она улыбнулась.
– Это мне надо было возражать. Хорош мужчина,
отмолчался, а женщина пошла под пули.
– Ну что вы, вы преувеличиваете. Здесь очень душно, я
выйду на улицу.
Она, кивнув в легком поклоне, ушла. Мне хотелось пойти за
нею, а я вдруг застеснялся. Я не понял ни ее возраста, ни того, красива ли она,
только поразило вдруг ощущение, что стояла рядом, вот тут, – и нет.
На меня налетела длинноногая устроительница.
– Вы получили талоны на обед? Где ваш знак? Надо
носить.
Она говорила о карточке с фамилией, которую давали для
прикрепления к пиджаку. Вот уж чего я терпеть не могу – этих карточек, да еще и
с фотографиями, на груди, что-то в этом лакейское.
«Уйду! – решил я. – Уйду и сегодня же уеду,
сегодня же!»
Я представил долгий петербургский вечер до поезда. Как его
прожить? В гостинице? С участниками симпозиума? У выхода продавали билеты в
театры. Нет, на театры у меня аллергия. Вот билеты в Капеллу, я помнил ее по ее
приездам в Москву. Билеты на сегодня – Бетховен и какой-то Орф. «Это сокращенно
от Орфей? – пошутил я. – Мне два». Почему я взял два? Я оделся, вышел
на улицу. Солнце сияло. «Погода шепчет: бери расчет», как шутили мы, бывало. Но
чего-то не шугалось. Я посмотрел на билеты, положил их на подоконник здания и
побрел по улице. Какое-то томление поселилось во мне. Куда я шел, зачем вообще
я в этом городе, на этой болтовне, зачем я вообще занимаюсь глупостью никому не
нужной науки? Вдруг я понял, что все дело в том, что она ушла.
Я обнаружил себя на пространстве у Казанского собора. Куда
идти? Прикрыв глаза, я прислушивался к себе: что делать?
– И вы на солнышко вышли, – услышал я. –
Правда, оно у нас такая редкость.
Она! Я растерялся и торопливо объяснил:
– Да вот стою и не знаю, куда пойти. Я совсем
Ленинграда не знаю. Не могу, кстати, привыкнуть к новому имени.
– А я никак не называю. Город и город. «Поехала в
город», «была в городе».
– А где храм Спаса на Крови?
– Вот так, через Невский и так. Рядом. Три минуты.
«Что ж тебе, три минуты на меня жаль потратить?» – так я
подумал, потом оправдал ее, ведь шла же куда-то по делам.
– Я еще хотел вам рассказать не только про архиереев с
бородами, но и про певца... может, вы слышали интервью его по телевизору?
– Я телевизор не смотрю.
– Да я, в общем-то, тоже почти что... Но тут интересно.
Он говорит: я живу в России и захожу иногда в православные храмы. Но так как я
еврей, то, приезжая в Израиль, надеваю ермолку и иду к Стене Плача. А недавно,
говорит, я был в арабской стране и молился Аллаху.
– Теперь вообще новая всемирная религия насильно
внедряется. – Она никак не оценила ни певца, ни мой о нем рассказ. –
А вы часто бываете в лавре? Троице-Сергиевой. Вы ведь в Москве живете?
– Нет, не часто. Только по работе. Живу в Москве, но я
по корням не москвич, – стал я как будто оправдываться. – Из Сибири.
А вы часто бываете в лавре?
– В здешней – да. А в Сергиевом Посаде... Нет, Москву
тяжело переношу. Но вообще я бы в Москве жила только из-за того, что лавра,
преподобный Сергий близко. А так Москва тягостна.
– Уверяю вас, что город «из тьмы лесов, из топи блат»
вельми тягостен тоже. Простите, если обидел.
Она распустила узелок тонкого платочка, концы платка
высвободила, они вытянулись вдоль светлых пуговиц.
– Что вы, нет. Я, знаете, со страхом даже вижу, что из
меня уходит любовь к городу. Осталось несколько мест, которые меня
поддерживают: лавра Александро-Невская, Карповка и Кронштадт, Смоленское
кладбище, Блаженная Ксения и Никольский морской собор. Вот все. Конечно, и
Казанский. – Она оглянулась. – Но очень большой, парадный.
Она как-то сникла.
– Вы торопитесь? – спросил я.
– Да.
– Вам в каком направлении?
– Мне на остановку.
Мы пошли к проспекту.
– Если вы в храм, то так и так.
– А храм Спаса на Крови в ваш список не входит?
– Он войдет, когда в нем служба будет. А пока только и
говорят о чудесах реставрации. Александр же Второй. Царь-мученик. Конечно, я за
канонизацию Николая, и особенно наследника, но Александр? Такой царь!
Благоденствие России, отмена крепостного права, Европа при нем знала свое
место. Мученическая смерть. Вы там, в Москве, поднимайте этот вопрос. Ой, мой
номер! Ой, нет... Вот слепая.