– Нет, так. Мы часто с ребятами говорим о компьютерных
играх. Вы можете сказать свое мнение? В Японии уже появились игры – электронные
человечки тамагочи, знаете?
– Дети! – вскочил я.
– Идите на мое место, – попросила Саша.
Идя к столу, я вспомнил Валеру, компьютерщика. Вот бы кого
сюда привезти. Привезу. Я повернулся к классу и потому только не оробел, что
увидел Сашу, она глядела на меня, глядела... влюбленно, хотел бы я сказать, но
лучше было пока сказать – одобряюще.
– Электронный человечек, или карманный монстрик, или
другое электронное домашнее животное – это порождение времени, от ужаса
одиночества в мире. Ребенка не понимают родители, улица страшна для него,
друзей нет. А тут вроде свой, ручной, друг. Но эти игры уводят от жизни, потом
дети закомплексованы, а потом закомплексованность переходит в агрессивность...
– Александр Васильевич, можно я переведу? Ребята, вы
играете, играете и остаетесь без друзей, вам уже все неинтересно, кроме игры, а
потом у вас обиды, что вас не понимают, так? Извините, Александр Васильевич.
– Спасибо большое. Я буду проще. С кем вы играете в
компьютер? С машиной? Нет, с программистом, который делал программу. Вам
кажется, вы побеждаете, набираете очки, а в самом деле все очень примитивно,
плосковато...
Я покосился на Сашу, она улыбалась.
– Все эти игры – это пожирание вашего времени, всех вас
пожирание. С потрохами. – Я ахнул про себя. – Извините. Вы проходите
преграды, деретесь, в основном игры же все военные в принципе. Затягивают.
Выиграл – еще хочется испытать победу. Проиграл – надо взять реванш. Неохота же
быть побежденным. Опять сидишь. А на экране трупы, клыки, зубы, орудия
убийства, какие-то гуманоиды, ниндзя всякие, монстры, роботы...
– Александр Васильевич, вы, наверное, во все это
играли? – спросила Саша. – Вы не стесняйтесь, ребята, спрашивайте.
– Нам говорят: воображение развивает, – поднялся
один мальчик.
– Какое? – тут же парировал я. – В
вымышленном мире? Зачем вам такая реакция в тех ситуациях, то есть в том мире,
который в этом мире... – я запутался, – то есть в обычной жизни, вам
не пригодится, зачем?
– А еще быстрота реакции, – высунулся другой.
– На что быстрота реакции? – снова вопросом
отвечал я. – Как опередить в ударе, в выстреле, опять же ситуация, то есть
опять же вы живете не в нашей жизни, а в выдуманном мире. Я понятно ответил? А
виртуальная реальность, – закончил я, – вообще убьет в вас человека.
Урок был закончен. Мы вновь шли по коридору, уже
освещенному. Вновь пришли в учительскую. Саша позвонила домой. Я не смел
приблизиться к ней.
– Я скоро. Да, куплю. Да, сдам детей. Хорошо. –
Она засмеялась. Положила трубку и объяснила: – Мама спросила: «Опять с дочкой
придешь?» Светочка, с вами сидела, очень несчастна, отца нет, мать выпивает часто,
иногда не приходит, я Свету беру тогда ночевать. Не бросать же.
– Возьмите меня с нею. Ой, и я на «вы». Саша, я же не
уроки сюда приехал проводить.
– У вас получается.
За Светочкой пришла ее мать. Светочка вышла, держась за
Сашину руку, и не сразу отпустилась. Мать несмело сказала: «Свет, к бабушке
поедем». Тогда Света вприпрыжку побежала к матери. Мы потихоньку шли к трамваю.
– Вы сегодня уезжаете? – спросила Саша.
– Господи Боже мой! – воскликнул я. – Я же к
вам приехал, к вам! Мое время в вашей власти.
Она молчала.
– Ну, это потрясающе, Александра Григорьевна! Может, в
учительской были не мы, а наши дублеры?
– Не надо, Александр Васильевич. Хорошо: не надо, Саша.
Знаете, давайте зайдем в церковь в Кузнечной. Это ближайшая к дому
Достоевского, он в ней бывал, детей крестил. Или в Никольский морской собор?
– Там Ахматову отпевали? – догадливо спросил
я. – А когда вы бывали в Москве, то приходили в Татьянину церковь МГУ,
думали, вот здесь Гоголя отпевали, да?
– Да. – Саша подняла на меня глаза и улыбнулась. –
Может, я такая залитературенная? Когда в Москве восстановили Иверскую часовню,
при входе на Красную площадь, я первым делом вспомнила Бунина, «Чистый
понедельник». Помните: внутренность Иверской «жарко пылала кострами свечей».
Сейчас пылает?
– Пылает. Еще сильнее пылает. Саша, скажи мне, только
честно...
