– Надо идти. Скоро муж будет дома, а надо еще приготовить еду.
Моя трапеза была великолепна: барашек, которого критяне называют амнос, – много классических терминов еще живут в диалекте, – зеленая фасоль и картошка.
– Sautées[20], дорогая, на оливковом масле, – сказал Тони, который меня обслуживал. – Сливочное здесь не часто бывает, но я всегда готовлю на оливковом. Нравится?
– Превосходно. И я люблю оливковое. А свежее коровье масло здесь просто ужасно. Вы оказались правы насчет вина, «Царь Минос», сухое. Надо это запомнить. Оно суховато для греческого вина, не так ли? И название замечательное, критское!
– Розлив афинский, дорогая моя, видите?
– Ой, не надо было мне это показывать! – Я подняла взгляд. – Я встретила сестру господина Алексиакиса.
– Софию? Да, да. Она помогает по дому, – как-то рассеянно сказал он. – Теперь фрукты напоследок, или fromage[21], или то, что мой дорогой друг Стратос называет «компост»?
– Это сильно зависит от того, что это значит.
– Между нами, дорогая, салат из консервированных фруктов. Но не волнуйтесь, мы отведем душу за обедом. Сегодня прибывает каик, – впрочем, вы же знаете.
– А я и не волнуюсь, с чего бы это? Все было отлично. Нет, апельсины не надо, спасибо. Можно сыра?
– Без сомнений. Вот. Белый – козий, а желтый с дырочками – овечий, так что выбирайте… простите, минуточку. Легка на помине.
Он сдернул с пламени кофейник с ситечком и вышел из столовой через террасу на залитую солнцем улицу. Там ждала женщина. Она не подзывала его кивком головы, не делала никаких других знаков, просто ждала с терпением бедняка. Я узнала ее, это был сестра Стратоса, София.
Если бы только можно было прекратить эти странные неудобные вычисления в уме… Если бы только был способ отключить механизм… Но внутренний компьютер продолжал работать, вопреки моему желанию складывая все вместе, дробь за дробью, частицу за частицей. Тони и англичанин. А теперь Тони и София. Там была женщина, говорил Марк. София и ее брат…
Я упорно ела свой сыр, пытаясь не обращать внимания на нежелательные ответы, которые, не переставая, выдавал мне компьютер. Надо все внимание уделить сыру и кофе – осталось немного вина и очень ароматный кофе, café français[22], назвал бы его Тони… Но вот компьютер выдал мне мимолетное воспоминание о Марке – грязном, небритом, подавленном, безразлично глотающем кофе из термоса, давящемся сухим печеньем. Я свирепо нажала на выключатель, стерла память и переключила внимание на Тони. Грациозный, безукоризненно одетый, он в непринужденной позе стоял на солнце и слушал Софию.
Свою расплющенную работой кисть она положила на руку Тони, словно о чем-то его умоляя. Чепец затенял половину ее лица, и на таком расстоянии я не могла видеть его выражения, но вся фигура женщины наводила на мысль о беде и необходимости безотлагательного действия. Тони, казалось, разубеждал ее в чем-то, он похлопал ее по руке, потом сказал, видно желая поскорей отделаться, что-то ободряющее, повернулся и пошел прочь.
И в тот миг, когда он повернулся, я увидела выражение лица Софии. Это было горе – она плакала – и, несомненно, это был еще и страх. Я опустила взгляд на столик и отодвинула тарелку с сыром. Подошел Тони.
– Café français, дорогая? – сказал он.
Но и компьютер с двумя чашками кофе в придачу не смог удержать меня от сна после ланча. Я вынесла вторую чашку кофе в сад, и там, наедине с нагоняющим дремоту гудением пчел, под спокойный плеск моря уснула.
Это был очень короткий сон, получасовая дремота, но, должно быть, довольно глубокая, потому что напряжения как не бывало, и, проснувшись, я не ощутила состояния похмелья, которое обычно бывает после дневного сна. Я чувствовала себя посвежевшей и бодрой, и у меня было радостное предвкушение скорого свидания с Фрэнсис. А уж Фрэнсис, конечно, будет знать, что делать…
Я не стала додумывать эту мысль до конца, мне даже не хотелось признаться в ней самой себе. Я села, выпила стакан успевшей нагреться воды – она была подана с кофе – и принялась прилежно писать открытку Джейн, с которой вместе снимала комнату в Афинах. И мне не было дела до того, что Джейн страшно удивится, получив ее, я просто сказала себе, что мне надо прогуляться, а открытка будет хорошим поводом спокойно пройтись до деревенской почты. Я даже не задумалась, почему мне нужно кому-то объяснять причину прогулки или почему, в конце концов, мне понадобилась эта прогулка после вполне приличного перехода, который я уже сегодня совершила. Джейн, сказала я себе, торопливо строча свое послание, будет очень приятно получить от меня весточку.
