В продолжение своей речи я не сводила глаз с лица Халиды, но она отвернулась так, что свет лампы освещал ее сзади, и я не могла понять, возымели ли мои слова хоть какое-нибудь действие. Я неуверенно замолчала. Очевидно было, что я могу не тратить слова на бесполезные разговоры о законах и их нарушении, о том, по каким именно побуждениям, помимо сугубо личных, я стремлюсь прекратить незаконную переправку наркотиков к морю. Я лишь коротко добавила:
– Не знаю, предоставит ли ваше правительство какое-либо вознаграждение за информацию о преступнике, но могу обещать, что моя семья в любом случае вознаградит вас.
– Вы! – В голосе Халиды пылало такое презрение, что короткое словечко прозвучало как самое грязное ругательство. – Не хочу вас слушать! Не хочу слушать пустую болтовню о полиции, правительстве и законах. Вы просто глупая женщина, такая глупая, что даже мужчину завлечь не можете! Да кто вы такая?
Она сплюнула на пол у моих ног.
Вот что мне, оказывается, было нужно. Моя голова чудесным образом прочистилась, по венам заструился адреналин. Я расхохоталась:
– Если хотите знать правду, мужчина у меня есть. Он мой и больше ничей уже двадцать два года. А что касается того, кто я такая, так не забывайте: я внучатая племянница и кровная родственница леди Гарриет, вашей хозяйки. Не исключено, что в настоящий момент я являюсь владелицей этого дворца со всем его содержимым или, по крайней мере, его части. Поэтому для начала, моя своенравная арабская служаночка, – ибо я, вопреки вашим опасениям, не собираюсь в своих первых шагах опираться на Джона Летмана, – для начала верните-ка мне перстень моей двоюродной бабушки. И предупреждаю, что, даже если мне не удастся отобрать его у вас, это отлично получится у вашего драгоценного доктора Графтона. Так что отдай-ка перстень, милочка.
Очевидно, Графтон уже успел поговорить с ней. Лицо Халиды потемнело, и на мгновение ее рука сжалась в кулак и исчезла в складках шелкового платья. Потом, картинно пожав плечами, Халида стянула с пальца перстень.
– Забирай. Только потому, что я сама так захотела. Оно ничего не стоит. Забирай, сукина дочь.
И жестом императрицы, подающей нищему грош, Халида швырнула мне перстень. С точностью, которой нельзя достичь и за десять лет упорной тренировки, перстень шлепнулся прямо в тарелку с супом.
– Отлично, – бодро заявила я. – Заодно и простерилизуется. Впрочем, простерилизуется ли? Я никогда не видела здешних кухонь; когда я была здесь гостьей, мне приходилось принимать на веру, что там все идеально. Но теперь я пленница и потому не обязана есть то, что мне не нравится, правда?
Я взяла с подноса вилку, выудила из супа тетушкин перстень с рубином, ополоснула его в стакане воды и вытерла салфеткой. Тут я заметила, что наступило молчание. Я подняла глаза.
Когда Халида заговорила, я поняла, что она чем-то сильно огорчена:
– Вы не хотите перекусить?
– С удовольствием съела бы что-нибудь. У хорошей хозяйки ничего в доме не пропадает. Съем, пожалуй, хлеба с сыром. Благодарю за перстень.
Я надела его на палец.
– А как же суп? Перстень был чистый… он…
– Не сомневаюсь. Я бы не стала заострять на этом внимания, если бы вы, моя гордая красавица, не обозвали меня сукиной дочкой. Не то чтобы я была против, я люблю собак, но моя мамочка могла бы обидеться. Нет, Халида, суп я не буду.
Она, разумеется, не уловила ничего, кроме моей первой и последней фразы.
– Тогда разрешите, я принесу еще одну тарелку… пожалуйста.
Я удивленно взглянула на Халиду. Само по себе то, что она стремилась чем-то услужить мне, уже казалось странным, но последняя просьба была произнесена таким настойчивым, даже умоляющим тоном, что я в изумлении раскрыла рот.
– Конечно же, я принесу еще. Не волнуйтесь. С минуты на минуту мужчины придут сюда и начнут грузить ящики, вас уведут и посадят вместе с вашим кузеном, поэтому покушайте, пока есть время. Разрешите, я принесу!
В ее настойчивых просьбах, в машинальном движении, каким она униженно ссутулила плечи, прижала к груди подбородок, протянула ладони, сквозила въевшаяся в плоть и кровь многовековая привычка к покорности. Такие жалкие повадки лучше всяких документальных свидетельств говорили о том, что на протяжении многих поколений предки Халиды жили в беспросветном рабстве, под свист кнута.
