– Это правда?
Халида покачала головой, потом собралась с силами и с трудом заговорила:
– Нет, нет, все ложь. Зачем мне ее отравлять? В супе не было ничего – только мясо, зелень, лук и шафран…
– В таком случае, – произнес Генри Графтон, – ты не будешь иметь ничего против того, чтобы самой съесть этот суп?
И не успела я понять, что у него на уме, как он уже схватил тарелку с подноса и решительно направился к девушке, держа тарелку на уровне ее губ.
Наверное, я ахнула. Потом еле слышно произнесла:
– О нет…
Это было уже чересчур; ситуация до нелепости напоминала заезженную сцену из «Тысячи и одной ночи». У меня на глазах оживала избитая восточная мелодрама.
– Ради всего святого, – проговорила я, – давайте лучше позовем собак и испробуем на них. Ведь именно так это положено делать, разве нет? Ради бога, прекратите этот кошмар. Я снимаю обвинение!
Вдруг я застыла на месте. Нелепая мелодрама перестала меня занимать. Я заметила, что доктор Графтон, следуя за отступавшей девушкой, отошел довольно далеко от двери… А на стене над кроватью в тетушкиных покоях висит ружье. Если я успею добраться до него прежде, чем меня схватят…
Никто из них не обращал на меня никакого внимания.
Халида пятилась до тех пор, пока не прижалась спиной к штабелю ящиков возле кровати, и выставила руки, пытаясь оттолкнуть тарелку. Графтон тотчас же отступил, чтобы не пролить суп.
– Ну так в чем же дело? Или я должен поверить во всю эту чушь?
– Нет-нет, это неправда! Она наговорила это, потому что ненавидит меня! Клянусь! Если хотите, могу поклясться головой отца! Где я могла достать яд?
– Если учесть, что спальня моей тетушки похожа на лабораторию алхимика после налета инквизиторов, – сухо ответила я, – в ней при желании можно найти что угодно.
При моих словах Графтон не обернулся. Все его внимание было приковано к девушке, которая глядела на него, точно загипнотизированный кролик на удава, и, похоже, готова была зарыться спиной в груду деревянных ящиков. Я сделала еще шаг к двери.
– Почему бы вам силой не вырвать у нее честный ответ? – спросила я.
Я не видела, что сделала девушка, но она, видимо, почувствовала, что Графтон собирается сделать именно это, ибо внезапно сдалась.
– Хорошо, если вы мне не верите, я скажу! Я действительно положила кое-что в суп и хотела, чтобы она съела это, но это не яд, а только слабительное, чтобы она расхворалась и помучилась как следует. Она сукина дочь и сама сучка, а вы заставили меня отдать ей перстень, хотя она и так богата. У меня, конечно, и в мыслях не было убивать ее, но я ее ненавижу и поэтому подложила масло в суп, чтобы она помучилась немного… совсем немного…
Голос девушки задрожал и прервался, словно тяжелая затхлая тишина подземной кладовой душила ее.
– Прелестно, боже мой, прелестно! – До двери оставалось всего два прыжка. – Значит, вы запрете меня с Чарльзом и оставите все как есть?
Ни тот ни другая не обратили на меня ни малейшего внимания. Халида торопливо закончила:
– А если хотите, чтобы я съела этот суп, хорошо, будь по-вашему, я докажу, что это правда… но сегодня ночью вам понадобится моя помощь, поэтому давайте дадим суп собаке, или Хассиму, или кому-нибудь, кто для нас неважен, и вы увидите…
Лицо Графтона залилось краской, на виске снова запульсировала уродливая жилка. Больше я их не интересовала; обоих захватила бешеная перепалка, в которой для меня не было места. Я недвижимо стояла и смотрела, боясь шелохнуться, опасаясь, что при малейшем моем движении натянутая струна порвется и вся яростная, сосредоточенная энергия выплеснется на меня.
– Где ты это взяла?
Голос Графтона был бесстрастен.
– Не помню. Наверно, где-то в ее комнате… Оно у меня уже давно… все эти бутылки…
– В ее комнате не было слабительного. Я это прекрасно знаю. Не ври, ты не могла взять его там. Я всегда следил, чтобы у нее под рукой не было ничего опасного, а после того, как начались приступы тошноты, проверил, правильно ли она соблюдает дозы всех лекарств. Ну-ка, выкладывай, что это было? Ты принесла это снадобье из деревни или сама состряпала?
– Нет… Говорю вам, ничего особенного. Это было у Джона. Я взяла пузырек в его комнате.
