Полковник Донской приближается к нему. И вдруг Заруба проявляет солдатскую находчивость, делает шаг навстречу полковнику и говорит:
— Товарищ полковник, разрешите преподнести вам лесной подарок от первой роты…
— Хорошо прыгаешь, — говорит Донской.
— До службы вратарем работал, — весело отвечает Заруба.
И, к удивлению всех присутствующих, полковник Донской берет у Зарубы шапку с белкой.
— Лейтенант Березкин, как фамилия вашего больного? — спрашивает полковник.
— Рядовой Игнатов!
— Игнатов! — зовет полковник.
Я подхожу к нему.
— Поедешь с машиной в санчасть… Но только больше не болеть…
— Он крепкий, — вступается за меня Березкин. — Вот зубы у него слабые.
— В детстве конфеты любил, — шутит полковник.
— Он и сейчас не откажется, — говорит Истру.
Солдаты смеются.
— Снимай вещевой мешок, — говорит мне полковник Донской. — И прячь туда белку. Передашь моей дочке. Мы рядом с санчастью живем…
— Я знаю, — говорю я и снимаю из-за плеч мешок.
Ночь. Гарнизон словно вымер. Занесло дороги. Узкие тропинки ведут от казармы к казарме. Наша машина останавливается у санчасти. Я выскакиваю из машины первым.
— Ты куда? — кричит санинструктор.
— Я сейчас, — говорю я. — Одну минуточку…
Я держу в руке вещевой мешок и бегу… Тишина. Хрустит под ногами снег. Я бегу… Валит изо рта пар, светится под луной. Я смотрю… И мне в голову приходит забавная мысль. Радуга! Может ли быть лунная радуга? Я делаю выдох. Ночь проглатывает серебристо-молочное облако пара. Нет. Лунной радуги не бывает! А ведь нужно бы только поднять глаза. Посмотреть на луну. На золотистую медаль, которую когда-то заслужило наше небо. Ее окаймляет широкий радужный пояс. Вот она, лунная радуга.
Но я смотрю себе под ноги. Я доволен собой, доволен открытием — лунной радуги не бывает.
Финский домик. Двухэтажный, с широким мезонином. Светятся окна. Я слышу бренчание гитары и скорее задушевный, чем сильный голос:
Счастье где-то бродит по дороге
И приходит снова на порог.
Надо только, чтоб на том пороге
Не погас заветный огонек.
Я влюблен в эту песню, как в девушку. Стою, смотрю в окно. Разумеется, ничего не вижу. Стекло обмерзло. На улицу глядит просто матовый квадрат. Я перестаю чувствовать время…
Но вдруг песня обрывается. Скрипит одна дверь, потом другая. На снег выпрыгнул большой пушистый кот. В пролете двери я вижу девушку. Она в длинном обшитом мехом халате. Она нерешительно смотрит, словно не знает — спросить ли, что мне нужно, или уйти, закрыв дверь. Наконец она решается:
— Вам кого?
Она произносит только два слова. Но я сразу угадываю тот мягкий бархатистый голос, который я слышал за окном.
— Мне… — Я внезапно заволновался. — Я от полковника Донского. Мне…
— Вас прислал папа? — спросила она, и на лице ее мелькнуло что-то похожее на радость.
— Он прислал белку, — пояснил я.
— Белку?!
Я кивнул головой и протянул вещевой мешок, И в эту секунду мне вдруг ужасно сделалось жаль и себя, и белку, и все на свете…
— Ой! Я вас морожу, — смутилась девушка. — Проходите.
Белка, белка. Лучше бы тебя не ловили…
Не знаю, зачем я прошел в дом. Натопленная комната. (Я замечаю, что сделался чувствительным к температуре.) Уютная, чистая. Сиреневый свет падает на высокую постель, на ковры с пряничными домиками. На диване лежит гитара. У дивана девушка. Волосы у нее светлые, волнистые. Слегка подкрашенные губы и ресницы. Она не решается предложить мне сесть и беспомощно стоит у дивана. Я смутил ее своим видом. Он у меня неважный. Прошлой ночью я подпалил шинель. И теперь запросто мог наследить в чистенькой комнате. Я три дня не брился и не мылся. Флюс разделал меня лучше всякого карикатуриста.
Я заспешил. Развязал мешок. Белка выпрыгнула. И начала с любопытством разглядывать комнату. Девушка вскрикнула от восторга. Потянулась к белке. Белка прыгнула на диван, а оттуда на стеклянный сервант с посудой. Фарфоровая статуэтка — девица с обнаженными ногами — качнулась, упала на пол.
— Не прыгай! Сиди смирно! — пригрозила пальчиком хозяйка и повернулась ко мне.
— Лиля, — протянула она руку.
— Слава, — ответил я, но руки не подал. — Знаете, я не мыл их трое суток…
