Я хотел ее обнять. Я хотел притянуть ее в свои объятия, чтобы мы спрятались друг в друге, потому что больше никто здесь не оплакивал Черити по-настоящему. Только мы. Никто не понимал. Только мы.
— Я нашла ключи, — подняла на меня глаза Пикси, но внезапно я увидел в ней Черити.
Я видел, как она играла в куклы, как одевалась в платья принцесс, как просила на каждое Рождество котенка. Я слышал, как она жаловалась на шумиху на заднем дворе и ныла, что я встаю позже, чем она. Я видел, как она плакала в первый день в младшей школе, потому что каким-то девочкам не понравился ее наряд и они ее обсмеяли. Я видел, как она заперлась в спальне, когда Джейсон Хэмптон с ней порвал.
Я видел, как она росла, делился с ней банановым десертом, смотрел с ней ужастики в спальне наверху, чтобы мама с папой нас не услышали, возил ее в торговый центр и ругался, что она пользовалась моей кредиткой. Я видел Черити красивой и счастливой. Она стоила каждого воспоминания.
Я моргнул, и передо мной снова появилась Пикси.
— Я скучаю по ней, — ляпнул я.
Впервые я чувствовал себя настолько комфортно, чтобы признаться перед кем-то в этом вслух. Впервые я смог сказать это и не почувствовать себя виноватым.
Пикси кивнула так, словно все поняла:
— И я тоже скучаю.
Она поняла.
Пикси
Сегодня не должно было произойти ничего экстраординарного. Просто день. Суббота, если быть точной, конец июля. Снаружи чирикали птицы. Со стороны поля дул ветер. А я была жива.
Не вставая с кровати, я перекатилась на бок и уставилась на четыре серых рисунка на стене. Но печали, которую я ожидала испытать, не было. Я не чувствовала ни злости, ни спокойствия. Все, что я ощущала, греясь в солнечных лучах, лежа под простынями, — тоску. Глубокую, щемящую тоску.
Но не по девушке в серых тонах, та была живой и находилась в гармонии с собой, а по мальчику за соседней дверью, который таким не был. И этот мальчик казался намного дальше, чем та девушка на картинах.
Я тяжело выдохнула, глядя в лицо Черити. Сегодня минул год со дня ее смерти. Прошел целый год, но казалось, это случилось только вчера. А я все еще была здесь, стояла на краю пропасти, за которой начиналось мое будущее, ожидая, когда же оно настанет. Я все еще была сломанной девочкой, которая проснулась на койке в госпитале, девочкой, потерявшей лучшую подругу и утратившую своего героя.
Я думала, что время для меня остановилась, но оно мне не принадлежало и никогда не будет. Оно просто идет. Никогда не начинается. Никогда не заканчивается. Так же, как встает и садится солнце, мой шрам заживает и пропадает, а птицы чирикают по утрам.
В этом дне не было ничего экстраординарного, кроме того, что он настал, а я до него дожила. Но, может, именно это делало его более необычным, чем каждый из предыдущих.
Глубоко вздохнув, я выбралась из кровати.
Леви
Я сидел, облокотившись о бревно, у самого края лавандового поля спиной к деревьям, росшим за ним. В воздухе пахло Пикси.
Большая часть огней в гостинице были выключены, позволяя ночи царить вокруг. В небе сияло множество звезд. Было тихо, никто из постояльцев не ошивался поблизости и не прогуливался под луной, да и грозы не предвиделось.
Я зажег сигарету, затянулся и запрокинул голову к небу, выдыхая дым. Сегодня ко мне никто не подходил, никто не осмеливался заговорить, никто не посмотрел мне в глаза. Я не знаю, чего они боялись. Что я ударюсь в слезы?
Даже Анжело — единственный, кто едва знал о том, что случилось в этот день, не произнес ни слова. Уже перед самым уходом он, проходя мимо меня, вдруг протянул сигарету и зажигалку.
Он пугливый ублюдок, но сердце у него есть.
Я не курильщик. Конечно, когда-то пробовал. Но я всегда был спортсменом, а спортсмен-курильщик — слабак по определению. Поэтому мой опыт по части табака не велик.
Но этот день причинял боль.
И я курил.
Я слышал стрекот сверчков вдали и шум ветра, колышущего фиолетовые цветы.
Я был один. Я думал. Но хотел бы не думать.
Я услышал, как хлопнула дверь кухни, и увидел очертания фигуры, несущей мешок для мусора. Я знал, кто это, телом чувствуя эти изгибы.
