Они шли ко мне за силой и смелостью. Но я больше не чувствовал себя героем.
В тот день, на рассвете, я начал огораживать клумбу, на пару месяцев позже необходимого. Эллен с утра не дала мне список дел, и, чтобы не сойти с ума, я... мда. В общем, я решил заняться цветником.
На ближайшей скамейке сидел пожилой постоялец по имени Пол и смотрел, как я обкладываю клумбу кирпичами.
— Я держал сад, — сказал старик, внимательно на меня глядя. — Вообще-то, я ею и сейчас занимаюсь. Но только в определенное время года. Тебе нравится работать с землей?
Я добавил к кладке еще один кирпич.
— Нет. Я скорее из разряда парней, которые чинят вещи.
Он рассмеялся, и звук вышел таким хриплым, будто он курил лет пятьдесят.
— А в садоводстве и починке вещей немало общего. Ты растишь что-нибудь, тратишь на это месяцы, защищаешь от солнца и паразитов, и затем в один прекрасный день оно начинает вдруг умирать, а тебе нужно это исправить.
Мои мысли вернулись к Черити. Я отогнал их прочь.
Затем мои мысли вернулись к Пикси. Их я прогонять не стал.
Пол оперся на трость в руках.
— Умирающее растение — отстойнейшая вещь на свете, она заставляет человека захотеть опустить руки. Но, сынок, она же и лучшее, что есть в садоводстве. Потому что ты можешь оживить то, что вянет.
Я положил еще один кирпич и прихлопнул сбоку землю лопатой.
— Кажется, это благодарное занятие.
— О, да. Да.
Он так долго молчал, что я подумал, может, он уснул, но, когда я взглянул на него, обнаружил, что старик вполне бодр и наблюдает за тем, как я кладу последний кирпич.
Закончив, я встал, вытер руки о джинсы и собрал инструменты.
— Они сильнее, чем ты думаешь, — поднял на меня глаза Пол.
Я сощурился от утреннего солнца.
— Что сильнее?
— Растения, которые ты возрождаешь к жизни, — ответил он. — Когда ты отводишь кого-то от смертельной черты, он борется за жизнь сильнее, — Пол оперся о трость и улыбнулся. — Думаю, и в жизни так же.
***
— Эллен сказала, что запасной комплект ключей все еще у тебя, — сказал я с порога спальни Пикси.
Это был наш первый разговор с праздника на четвертое июля.
— Ах да, — воскликнула она. — Я нашла свой комплект вчера. Но куда... я положила... запасной? — она огляделась. — Зайди. Это может быть надолго.
Я шагнул в комнату Пикси, не уверенный, что хотел бы здесь находиться. Помещение было слишком личным. Я чувствовал ее запах, от чего в груди появлялось странное недомогание.
В воздухе явственно проступило напряжение, которое я гнал от себя весь день, и каждая минута ощущалась все дольше, невыносимей. Казалось, должен уже наступить новый день.
Я не мог об этом думать, а потому, пока она искала ключи, пытался концентрироваться на обыденных вещах.
Грязная одежда, валяющаяся на полу.
Кисти в стеклянной банке. Запятнанные. Изношенные. Со следами зубов на концах.
Она всегда была неряхой. И мне это нравилось.
Мои глаза блуждали по комнате. Внезапно взгляд остановился на четырех рисунках на стене, и я против воли подошел к ним. Я моргнул, увидев на одном из них темноволосую девушку с искрящимися глазами и лукавой улыбкой.
Она была бесстрашная и мечтательная. Смешливая и свободная. Такая, как я ее помнил, и даже больше.
Черити.
Мое сердце заныло от тоски, но не от печали. Эта грусть была особенной. Похожая на ту, когда ты думаешь о первом катании с горки или о первой удачно проведенной игре.
Такая тоска не только заставляет тебя хотеть испытать что-либо снова, но и благодарить за то, что это вообще когда-то случилось впервые.
Я коснулся пальцами ближайшего рисунка:
— Они прекрасны.
Пикси поколебалась:
— Спасибо. Иногда я смотрю на нее, потому что просто хочу помнить.
Я кивнул, понимая, о чем она:
— Я рад, что ты помнишь.
Она встретилась со мной глазами, и вдруг я увидел маленькую девочку, которая потеряла подругу. Мысленно я хотел рвануться, преодолеть расстояние между нами и заключить ее в объятия. В последний раз я испытывал такое чувство на похоронах Черити.
Повсюду были люди, произносившие слова, которых я просто не мог слышать. Было много слез и молитв, охватывающих все кладбище. И еще там была Пикси.
Шагах в пяти ото всех, с синяками на лице и толстой повязкой, заметной под фиолетовым платьем. Она была одета в фиолетовый. Любимый цвет Черити. По ее щекам текли слезы, но лицо было невыразительным.
