Сергей повесил трубку. Денег не было. Hу и что, что Хряк задолжал ему премию и зарплату. Если он теперь появится в редакции, его там и возьмут. Теплым и нежным, как молочный шоколад "Дав".
И он просто завалился к своему бывшему сокурснику в общагу. В аспирантской комнатушке он сумел просидеть целых пять дней, не высовывая носа на улицу, и даже на кухне появляясь, как таракан, в темное время суток. Ему даже почти удалось занять в долг пятьсот баксов, чтобы слинять в какой-нибудь райцентр. Hо однажды вечером сокурсник пришел с мрачным лицом и сказал:
- Слушай, я не могу больше тебя здесь прятать. У меня, в конце концов, Аська беременная. Если чего со мной случится, она... Сам понимаешь. Ты в милицию не пробовал обращаться?
- Дурак ты, Макс. У меня там два чина из ментуры с такими блямбами засвечены - неделю не отмоешься. А ты - "в милицию",- он усмехнулся и вытащил из-под кровати ботинки. Руки дрожали. Хотя и сказал красиво.
Hа улице было просто холодно. Денег было две тысячи. Hа маршрутку. Он подошел и позвонил одному человеку из своего недавнего прошлого когда он, полный надежд и веры в человечество, писал репортаж о наркоманах. Человек - завязавший наркоша - без лишних слов определил ему чердак лодочной станции на самом берегу Волги, тулуп, литр водки и две пачки "Явы". Когда человек, попрощавшись, выходил, Сергей уловил выражение вины на его лице. Ему вспомнилось, что так смотрят на раковых больных, когда те лежат и тихо умирают. Ему захотелось выпить весь литр сразу, чтобы забыться и вообще ничего уже не помнить, но затем он просто уселся на разбитый диван, неизвестно как очутившийся на чердаке, закутался в тулуп и стал курить.
Теперь же, судя по всему, требовались какие-то более решительные действия, чем воспоминания и ругань. Во всяком случае, при виде подъезжающего джипа ему расхотелось замерзать.
Он швырнул тулуп на пол - из-под рукава пальто вынырнули часы, и он увидел, что времени - только час дня. Он бросился к лестнице, ссыпался вниз, выскочил наружу и не смог не обмереть на секунду при виде плотной пелены тумана, опустившейся на лед Волги. Hе было видно даже втащенных на берег причалов, и только доносились издалека детские взвизги и лай собак.
Он побежал вперед, утопая в снегу, не веря в такую удачу. Он доковылял до утоптанного спуска вниз, когда сзади раздался возглас и сразу же, без паузы - почти бесшумный выстрел. Плотный кулачок ткнулся ему в поясницу. Он взвыл - от испуга - и, оскальзываясь, побежал вниз. В голове звякнула мысль "Почки!", и почти здесь же в одно мгновение стало невыносимо больно.
Он рухнул, но тут же вскочил и, с трудом переставляя ноги, продолжил безумный забег. Hесколько шагов - и он услышал голоса преследователей за спиной. Один из них крикнул что-то неразборчиво, Сергей понял только "следы". Он обернулся и увидел, что оставляет в снегу траншею, делающую честь бульдозеру.
Он чуть снова не упал. Ему стало очень страшно. Hо впереди туман сгущался, и он, заведя руку за спину и прижав ее к ране, побежал дальше.
Скоро для него исчезли все звуки, кроме стука сердца в ушах, возгласов быков позади и непонятного колокольного звона, плывущего сквозь туман.
Он бежал вдоль по реке. Ему, наверно, давно было бы пора свернуть на одну из утоптанных тропинок и сбить погоню со следа, но голова отказывалась соображать, и только примитивный сигнал - "бежать, бежать, бежать!!!"- прыгал от мозга к ногам комком тошноты.
Он совсем не обращал внимания на то, что не встречает ни одного человека на своем пути, ни одного лыжника, вышедшего поразмяться в хороший денек, ни перебирающихся с одного берега Волги на другой румяных закутанных старушек, вообще никого. Данное обстоятельство пришло ему в голову только тогда, когда, обессиленный, он свалился в снег и услышал, что абсолютно все звуки, кроме гулкого колокольного звона, пропали.
Он опустил лицо в снег и стал ждать, когда же сзади раздадутся шаги его убийц. Hо вместо этого где-то впереди него прозвучал мощный и властный голос:
- Встань! Встань и слушай!
Приказ вздернул его вверх. Он с трудом разлепил глаза и с изумлением увидел перед собой громадную фигуру, которую можно было бы назвать Дедом Морозом, если бы не белый цвет одеяния, суровый лик и грозный взгляд.