Юристы уже заканчивали подготовку документов по слиянию двух компаний, но правильно ли поступают сами Солтеры, связываясь с этой семьей? По мнению Пола, Локхарты не относились к числу людей, приносящих удачу.
Ванесса — другое дело. Он сам был удивлен, как часто думал о ней с тех пор, как вернулся с юга Франции. Бог свидетель, она была вовсе не в его вкусе. Старше, чем все женщины, которые у него были в последнее время, и не такая дерзкая. Но никакого жеманства, никакого притворства. Взрослая, умудренная опытом женщина с прекрасным чувством юмора. Как она заразительно смеялась над его шутками! И, черт, что-то дрогнуло у него в душе, когда они целовались.
Он взволнованно прошелся по комнате. Ему не хотелось звонить ей сейчас, когда процесс слияния компаний вступил в завершающую стадию, но, может быть, как раз теперь у него и есть предлог предложить ей моральную поддержку.
Трубку взяла женщина-полицейский. Она принимала все сообщения для Ванессы, которую, по ее словам, нельзя было сейчас беспокоить. Информация о том, что Ванессу увезли в Лондон на квартиру Локхартов, была известна ограниченному кругу лиц, хотя некоторые газеты, включая «Дейли кроникл», уже знали об этом через своих осведомителей в полиции.
Да, миссис Локхарт сразу же передадут, что ей звонил мистер Солтер. Женщина тщательно записала его фамилию, затем поблагодарила его за участие и, попрощавшись, положила трубку.
Пол Солтер сам удивлялся необычной для себя роли рыцаря на белом коне. В последний раз это случилось с ним восемь лет назад, и тогда привело его к женитьбе.
Внешний вид репортеров никогда не отличался особой элегантностью. Готовые в любой момент броситься за сенсацией, они вынуждены были путешествовать налегке, а потому в одежде они ценили в первую очередь то, насколько она удобна и практична, и с собой не носили ничего, кроме фотокамер.
За полтора часа они успели превратить утонченный викторианский уголок с белыми аккуратными домиками, утопающими в цветах, в свалку. Пустые коробочки из-под фотопленки сотнями валялись среди окруженных каменными бордюрами декоративных лавровых деревьев; первые выпуски вечерних газет свешивались с чугунных ограждений; банки из-под «кока-колы» были раскиданы прямо под вазонами с вьющимся плющом.
В местную полицию уже поступили жалобы на нарушение тишины и порядка от главного судьи округа, президента общества Красного креста и от некой мисс Блеклэш, которая взяла на себя труд выступить от имени пострадавшего мелкого дворянства Вестминстера. Все эти люди жили в нескольких шагах от Локхартов. К соседям, живущим в стратегически более важных точках, уже подкатывали представители «четвертого сословия», предлагая наличные, если их с фотокамерами допустят к окнам, выходящим на Челси-Мэншнс, 16.
Прослушав телевизионное обращение, Чарли, уже не замечавшая ничего вокруг, в том числе и присутствия целой толпы журналистов, закрылась у себя в комнате с Филипом. Время от времени он выходил в гостиную выяснить у полиции, как развиваются события, а она оставалась сидеть в своей комнате, отрешенно уставившись в одну точку и прижав к груди любимого плюшевого мишку Миранды. Она вставала только за тем, чтобы поискать по другим каналам повторение обращения к общественности, и обнаруживала его и на кабельном телевидении, и на четвертом государственном канале и на независимом телевидении.
Каждый раз, когда звонил телефон, полиция требовала, чтобы Филип брал трубку в кабинете, где сидела в томительном ожидании Ванесса. После общей беседы с полицией женщины больше ни минуты не находились в одной комнате вместе.
Чарли печально смотрела в сторону окна.
— При ней мне гораздо тяжелее. Я чувствую себя как в ловушке, не имея возможности свободно пройти по собственной квартире.
— Она ни разу не покинула кабинет с тех пор, как пришла сюда, — сказал Филип.
— Я не хочу рисковать столкновением с ней. Мне невыносимо видеть ее лицо. — Чарли встала и подошла к окну. И в ту же минуту ее ослепили вспышки света на противоположной стороне улицы. Филип мгновенно понял, что они означают.
