Тони тем временем давал последние указания:
— Немедленно сообщите мне, как только Мюриел Макиннон согласится с нами сотрудничать. Это крайне важно, иначе любой наш конкурент сможет достать фотографию Ангуса. У нас уже есть отличные снимки и подписи к ним, но мы не можем голословно утверждать, что именно этот Макиннон и есть сын Локхарта. — Тони потер подбородок. — Мы предложим эту загадку читателям.
Через всю первую полосу шел кричащий заголовок: «Ребенок министра похищен незаконнорожденным сыном его бывшей жены». Под ним шрифтом помельче было набрано: «Участница знаменитого скандала в совете директоров занималась сексом будучи несовершеннолетней». На внутреннем развороте резко выделялось слово «Похищение», а ниже шли два подзаголовка «Ребенок министра в руках у загадочной личности» и «Кто же отец?» Серия фотографий изображала молодую Ванессу с разными молодыми людьми, включая Филипа Локхарта и принца Уэльского. Далее было приведено свидетельство о рождении Ангуса с прочерком в том месте, где должно было стоять имя отца.
Такого материала о Ванессе и тайне появления на свет Ангуса, как у «Кроникл», не было ни у одного из их конкурентов. Тони торжествовал. Почувствовав настроение коллектива, главный редактор торжественно произнесла:
— Через пять минут собираемся на бокал шампанского у меня в кабинете.
Но не успел Тони сделать и глоток, как секретарь отдела новостей отвела его в сторону и сказала, что Мюриел Макиннон перехватил их главный конкурент, «Дейли диспэтч».
— Что? — Тони был вне себя. — Как это могло случиться?
— Наш осведомитель сказал, что они поймали ее на удочку тем, что пообещали отвезти к Ангусу, если она им поможет. Конечно, они мало чего добились, но мы теперь и близко не сможем к ней подойти. Местная полиция поставила у ее дома охрану.
— Как они узнали о ней?
— Очевидно, к ним в руки попала копия той самой записки, что он послал Локхарту в Бирмингеме. Они помещают ее на первой полосе.
Они оба замолчали, предвидя печальные последствия потери такого важного свидетеля, как тетка Макиннона.
У себя за спиной Тони слышал веселые голоса своих коллег, звон бокалов и взаимные поздравления.
Неожиданно шампанское показалось ему кислым.
— Дорогая, полиция хочет, чтобы мы поговорили с Ванессой.
Чарли подняла на него испуганный взгляд.
— Зачем? Разве не достаточно того, что она находится в моем доме? Зачем мне еще разговаривать с ней?
— Они хотят проинструктировать нас всех вместе, что мы должны будем говорить, если Макиннон вновь позвонит.
Ванесса, глубоко задумавшись, сидела за столом в кабинете, не обращая внимания на окружающую обстановку. Она была одета в белый джемпер, темно-синий блейзер и джинсы — отправляясь в полицейский участок Брайтона, она не успела переодеться.
При виде женщины, которая за эти годы принесла ей столько горя и которая во многом была виновата в том, что сейчас произошло, Чарли захотелось дать волю своему гневу и раздражению. У нее было такое ощущение, будто все ее нервы были обнажены; непривычная для нее бездеятельность только усилила напряжение. Но любое грубое слово могло вынудить Ванессу покинуть их дом. Или, что еще хуже, могло заставить ее допустить ошибку во время важного телефонного разговора.
Ванесса всегда вела себя по отношению к Чарли как заклятый враг, и та не могла даже припомнить того дня, когда они с ней в последний раз обменялись хоть одной спокойной фразой. Сейчас Чарли потребовалось все ее самообладание, чтобы подавить в себе чувство враждебности и обиды из-за того, что по вине Ванессы они оказались в такой ситуации. Не привыкшая уступать, Чарли с трудом заставила себя отказаться от воинственного тона.
— Сейчас не те обстоятельства, при которых мы все хотели бы встретиться, — ровным голосом произнесла она. — Будем надеяться, что Макиннон скоро позвонит.
Ванесса кивнула и поспешно сказала:
— Могу я объяснить, почему я не связалась с вами, когда получила письмо от Ангуса Макиннона? Как вы помните, мы долго не общались из-за того дела о слиянии компаний, а поскольку я считала, что появление моего сына — это моя проблема, я хотела решить ее самостоятельно. — Потом она добавила с грустью: — Кажется, я не слишком успешно с этим справилась, верно?
