— С чего это они? — недоумевал Гарри. — Почему они нас так называли, зачем прыгали вокруг нас?
— Кто? Кто нас называл, кто прыгал? — с еще большим недоумением спросил Винсент.
— Не знаю, — уныло произнес Гарри. — Кажется, здесь кто-то был, что-то говорил и прыгал.
— Ты с ума сошел, Гарри, — укорил его Остер. — Никого здесь не было.
— Соломенные люди, — тихо проговорил Кристофер Фокс. — Теперь я вспомнил эти слова. Проснувшись утром, пытался вспомнить, но не мог. Я думал, это ключ к мечте, которая все время ускользает от меня, а я пытаюсь ее поймать. Теперь у меня есть ключ, но он не подходит ни к одной двери. Мечта исчезла навсегда.
— Мы вернемся к этому вопросу позже, во время дискуссии, — сказал Чак Бойвол. — По-моему, Кристофер, эти «соломенные люди» — часть того базиса, или, возможно, той надстройки, которая, в свою очередь, является частью нашего мира и наших исследований. Есть некоторая вероятность того, что несколько мгновений назад здесь находились дети или, скажем, карлики или гномы. Кто-нибудь их видел?
— Нет, — сказал Остер Лист.
— Никого не было, — подтвердил Гарри Гор.
— И я никого не видел, — сказал Кристофер Фокс.
— И все же я уверен, что некая группа приходила, — вкрадчиво продолжил Чак Бойвол. — Группа, слишком необычная для того, чтобы быть замеченной. Почему мы их не заметили? Или почему мы их забыли ровно через мгновение после их ухода? Думаю, потому, что эта группа проживала день другого вида. Я почти уверен, что они живут в лете Святого Мартина или в дни зимородка… А вот и утка во всей красе! Наслаждайтесь! Больше такого момента нам не выпадет.
Утка была божественная. Отлично приготовленная, сочная, с богатым вкусом. Родственница тех птиц, что были найдены в землях весны Святого Суккулентуса. (Что? Разве есть земли, которые носят такое имя?)
Четверо почтенных мужей (почтенных благодаря стечению обстоятельств) ели с тем, что в дни другого рода можно было бы назвать смаком. Они поглощали королевскую птицу, щедро сдобренную фруктовой мякотью, тертыми орехами и перцем, политую сидром, священными соками и маслом, которое называется… сейчас, погодите минуту…
— А вы знаете, что утка-пеганка — мистическое создание? — спросил Чак Бойвол, не переставая шумно жевать (никто не смог бы наслаждаться такой королевской пищей тихо). Бойвол вел себя так, будто знал большой секрет.
— Вовсе она не мистическая, — парировал Гарри, хотя и знал, что говорит неправду. — Обыкновенная европейская утка.
— Не только, — со значением сказал Бойвол. — В дни другого рода она была бы необыкновенной.
— Ты о чем, Бойвол? — спросил Остер Лист. — Что за дни другого рода?
— Ну, например, те дни, которые у голландцев называются краанцоммер — журавлиное лето. Думаю, вы согласны, что дни другого рода, внекалендарные дни, — явление не временное?
— Мы не можем согласиться даже с тем, что такие дни есть, — сказал Кристофер.
— Вот зубы Дрейка[48], например, видят редко, но о них, по крайней мере, знают, — произнес Гарри Гор как будто не своим голосом. Казалось, собственные слова изумили его.
— Дрейк, по сути, то же самое, что Дракос, то есть дракон, — пробормотал Кристофер Фокс. — Я хотел сказать что-то еще, да вылетело из головы.
— Официант, как называется этот великолепный соус, с которым повенчана наша утка? — спросил Остер Лист в радостном волнении.
— Соус «Дракон», — ответил официант.
— Ну так в чем же заключается мистическая необычность этой птицы, Бойвол? — обратился к другу Кристофер.
— Кажется, я забыл, — отозвался Чак. — Давайте начнем дискуссию с обсуждения моей — нет, нашей — забывчивости. Остер, у тебя нет с собой доклада «Амнезия, или дыры в карманах безупречного костюма»?
— Не помню. А что, я его готовил? Сейчас гляну в карманах.
Тем временем на громыхающей горе дерзкие герои делали все возможное для того, чтобы навлечь на себя гнев Божий. Это была опасная игра. Пророки яростно молились, истекали кровью и дрались со страстью. Они боролись за то, чтобы спасти дни другого рода, боролись посреди ужаса и трепета, ужаса и гогота, дрожи от страха и смеха.
Тем утром громыхающая гора выглядела странно. Она не касалась земли. Между землей и подножием горы зиял просвет, в котором парили орлы. А день — что это был за день? Может, первый понедельник гусиной осени? А может, не понедельник? Может, четверг или тыквеница?
