Но броня Сары дала Эбигейл ложное чувство безопасности, заставила ее удвоить усилия, сцепиться с троллями. «Я должна сражаться за свою дочь! — кричала она мне. — Я не могу позволить им осквернить ее память!»
По мере того как тролли активизировались, Сара присылала нам все новые прошивки для брони. Она добавила слои с названиями вроде «дополнительный конфронтационный набор», «самомодифицирующиеся детекторы кодов», «автоматические корректоры визуализации».
Снова и снова броня держалась короткое время, после чего тролли находили новые лазейки. Демократизация искусственного интеллекта означала, что им были известны все техники, которыми владела Сара, и у них тоже были машины, умевшие обучаться и адаптироваться.
Эбигейл меня не слышала. Мои просьбы оставались без ответа; быть может, ее броня научилась считать меня еще одним злобным голосом, который требовалось отсечь.
Однажды мама прибежала ко мне в панике.
— Я не знаю, где она! Я ее не вижу!
Она много дней не разговаривала со мной, одержимая проектом, в который превратилась Хейли. Я не сразу поняла, что она имеет в виду. Потом села вместе с ней за компьютер.
Она кликнула по ссылке на мемориальное видео Хейли, которое смотрела несколько раз в день. Оно придавало ей силы.
— Его нет! — сказала она.
Открыла облачный архив наших семейных воспоминаний.
— Где фотографии Хейли? — спросила она. — Здесь одни заглушки.
Она показала мне свой телефон, резервную копию, планшет.
— Ничего нет! Ничего! Нас взломали?
Ее ладони беспомощно затрепетали перед грудью, словно крылья попавшей в силок птицы.
— Она просто исчезла!
Я молча подошла к полкам в гостиной и взяла один из ежегодных фотоальбомов с отпечатками фотографий, которые мама делала, когда мы были маленькими. Открыла альбом на семейном портрете, снятом, когда Хейли было десять, а мне восемь.
Показала ей страницу.
Очередной придушенный вскрик. Ее дрожащие пальцы постукивали по лицу Хейли на странице, словно искали что-то, чего там не было.
Я поняла. Мое сердце переполнилось болью, жалостью, которая разъедала любовь. Я протянула руки к ее лицу и осторожно сняла очки.
Она уставилась на страницу.
Всхлипывая, обняла меня.
— Ты ее нашла. О, ты ее нашла!
Казалось, меня обнимает чужая женщина. Или это я стала ей чужой.
Тетя Сара объяснила, что тролли очень тщательно подошли к своим атакам. Шаг за шагом они научили броню моей матери распознавать Хейли как источник ее тревоги.
Но в нашем доме шло и другое обучение. Родители обращали на меня внимание только тогда, когда это имело какое-то отношение к Хейли. Казалось, они больше меня не видят, словно стерли меня, а не Хейли.
Моя скорбь стала темной и едкой. Как мне тягаться с призраком? С идеальной дочерью, которая была утрачена не однажды, а дважды? С жертвой, которая требовала вечного покаяния? От этих мыслей я чувствовала себя ужасно, но ничего не могла с собой поделать.
Мы тонули под гнетом своей вины, каждый сам по себе.
Я винил Эбигейл. Это не повод для гордости, но я винил ее.
Мы кричали друг на друга и швыряли тарелки, заново разыгрывая полузабытую драму, которую играли мои собственные родители, когда я был ребенком. Осаждаемые чудовищами, мы сами превратились в чудовищ.
Убийца лишил Хейли жизни. Эбигейл принесла ее образ в жертву ненасытной утробе Интернета. Из-за Эбигейл мои воспоминания о Хейли всегда будут видеться через призму ужасов, начавшихся после ее смерти. Она призвала машину, которая превратила людей в один огромный, коллективный искажающий глаз; машину, которая поймала память о моей дочери и смолола в нескончаемый кошмар.
Обломки ракушек на пляже блестели от яда беснующихся глубин.
Нечестно? Да. Но необязательно неверно.
«Бессердечный», самопровозглашенный тролль
Я не могу доказать, что являюсь именно тем, кем говорю, или что сделал то, что утверждаю. Нет ни списка троллей, в котором можно подтвердить мою личность, ни страницы «Википедии» с проверенными ссылками.
Вы уверены, что я сейчас вас не троллю?
Я не скажу вам свой пол, или расу, или с кем предпочитаю спать, потому что эти детали не имеют отношения к тому, что я сделал. Может, у меня десяток винтовок. Может, я пылкий сторонник контроля над оружием.