– Так что, ваше высокоблагородие, выследили мы вашего. Но получилось плохо.
После того как Лыков, рискуя жизнью, вывел старшего филера из-под огня, тот держался с питерцем подобострастно. И сейчас лицо москвича выражало едва ли не горе. Хотел услужить, а не смог!
– Что значит плохо, Рукосуев? Уточни.
– Ну, объект зашел в Свиной дом.
– Понятно… Вот тебе и вскрыли агентуру! Прав оказался Лавров: надо было брать шпиона прямо на вокзале.
– Почему? – встрял Мариан Ольгердович.
Лыков обернулся к поляку и пояснил:
– Свиной дом – это строения между Певческим и Петропавловским переулками на Хитровке. Почтовый адрес один дробь два, но на самом деле там несколько корпусов. Угловой называется Утюг, казармы за ним – Сухой овраг. В Свином доме шестьдесят четыре ночлежки, два кабака и подземные укрытия для беглых. С недавних пор все домовладение принадлежит Кулакову, хозяину знаменитого притона «Каторга»; он купил его у инженера Ромейко. Полиция в Сухой овраг не ходит, вести там наблюдение нельзя.
– А почему Свиной? – спросил Олтаржевский. – Там хлев?
– Нет, это же центр Москвы. Раньше, в начале века, Певческий переулок назывался Свиньинским, по имени знаменитых бояр. У них была тут усадьба. А нынешние обитатели хуже свиней, так что название в точку.
– Что же нам делать? Почему нельзя поставить наблюдение?
– Потому что Хитровка, – буркнул коллежский асессор.
Лыков остановил приятеля:
– Василий Иванович, не сердись. Мариан Ольгердович в Москве редкий гость, на Хитровке не был ни разу.
– Вот пусть сходит и сам поглядит, – желчно парировал Лебедев.
– Мы с ним вместе сходим, – миролюбиво предложил коллежский советник.
Тут до начальника МСП дошло. Он воздел руки и воскликнул:
– Не пущу! Ни тебя одного, ни вас обоих!
– Придется пустить, Василий Иванович, – еще мягче сказал Лыков. – Мы же не гулять просимся, у нас приказ министра.
Москвич смотрел на питерцев и колебался.
– Правильно, – кивнул Алексей Николаевич. – Дело серьезное, следует все продумать. Но идти надо.
– Облава?
– Возможно. А если Скоробогатов уйдет через подземные ходы?
– Те ходы в пользовании у бандитской аристократии, – возразил Василий Иванович. – А твой Скоробогатов кто для этого? Он что, «иван»? Навряд ли.
– Рукосуев, ты приметы нашего гостя по картотеке не смотрел? – обратился Лыков к старшему филеру.
– Пока нет, ваше высокоблагородие. Разрешите приступить?
– Даю подсказку: он, возможно, немец. Погляди в иностранцах. И побыстрее возвращайся, будем готовить облаву.
Сыщики стали набрасывать план операции и рассчитывать необходимые для этого силы. Поручик сидел рядом и учился.
– На Яузский и Покровский бульвары кого поставим?
– Конно-полицейские разъезды.
– Согласен. Для полного оцепления Свиного дома потребуется человек восемьдесят.
– Возьми из резерва. Эх, жалко, Белоконь погиб! Храбрый человек, он бы нам сейчас пригодился.
– Чего теперь… А в самих казармах как?
– Внутрь пусть войдут три отряда. В каждом по десять городовых, во главе сыскной надзиратель.
За такими разговорами прошел час. Вдруг дверь кабинета распахнулась, и ввалился старший филер. Улыбка у него была до ушей.
– Ваше высокоблагородие, нашел!
– Кого? Скоробогатова?
– Так точно! И никакой он не Скоробогатов, а природный немец, правильно вы подсказали. Иоахим Гамбургер его зовут. Проходил у нас по мошенничеству четыре года назад, отсидел восемь месяцев в Таганской. По ремеслу переплетчик.
– Вот как, – обрадовался Лыков. – Василий Иванович, где у вас переплетчики сидят?
– Пятая казарма, второй этаж.
– Туда я пойду самолично.
Облаву решили начать в восемь вечера. Обитатели ночлежек уже начнут заселяться, а ночные охотники еще не уйдут на промысел. Лебедев собрал большие силы наружной полиции и подкрепил их своими людьми. Ровно в восемь по переулкам зазвучали свистки. Свиной дом быстро обложили со всех сторон. Коллежский советник вошел в пятую казарму, где была ночлежка переплетчиков. Мариан Ольгердович занял позицию сбоку от него и вынул револьвер.
– Уберите, он не потребуется, – сказал сыщик.
Поляк посмотрел на рожи, что высунулись из дверей, и замешкался.
– Уберите! – прикрикнул Лыков и полез по заплеванной лестнице на второй этаж. Через десять минут все обитатели казармы стояли во дворе и вполголоса матерились.