* * *
Наиф, поковырявшись в давшем осечку оружии, привычным движением приставил пистолет к затылку приговоренного и уже собрался было нажать на курок, как вдруг жуткий вой сирены проник в подвал и заполнил собой все пространство. Рука дрогнула и нерешительно застыла в воздухе.
Боевики, всего несколько секунд назад спокойные и самоуверенные, засуетились и по одному потянулись к своему командиру. Наиф сунул пистолет в кобуру и со злостью, выдававшей разочарование от несостоявшегося удовольствия, мрачно бросил жертве:
– Ничего, я еще вернусь! Можешь минуту подышать! – с этими словами он поспешил в сторону начальника, вокруг которого уже собрался весь отряд.
Звук сирены сбил лысого с толку. Его план показательного расстрела предателя оказался под угрозой срыва. В последнее время он все чаще стал замечать высокомерные взгляды своих товарищей по оружию, командиров других подразделений. Хотя что ж тут удивляться: на его счету числится меньше всего боевых вылазок, не говоря о серьезных терактах. Но это не значит, что он позволит кому бы то ни было смотреть на себя свысока! Он придумал серьезный и нестандартный ход – найти предателя и расстрелять его на глазах своих бойцов. Остальное доделает молва.
Выбор будущей жертвы, подготовка исполнителей – все это и многое другое потребовало времени и сил. Да и риск немалый: одеть боевиков в форму израильских солдат и выставить в точке перехвата менее чем в километре от здания военной администрации – это риск, граничащий с наглостью. Все шло на удивление гладко, и вдруг такой неожиданный поворот! Конечно, он предполагал, что поиски начнутся, как обычно, через сутки. Кто же мог предположить, что переводчика хватятся через полчаса после похищения? Нет, вряд ли… Совпадение, скорее всего!
Ему хотелось думать, что душераздирающие звуки сирены – всего лишь нелепая случайность. Однако чутье опытного разбойника, побывавшего в переделках, подсказывал, что ищут именно похищенного. Больше всего его беспокоило отсутствие запасного выхода. Ну не рыть же подкоп! Неужели он просчитался, недооценив свои силы?
Ропот бойцов становился все громче, выдавая растущее недовольство.
– Тихо! – Он не кричал, но его расслышали все. Темное мрачное лицо не предвещало ничего хорошего. – Всем молчать и сидеть тихо! За лишние разговоры пристрелю на месте. Выключить свет! Ты и ты, – он указал на двух головорезов, – к выходу. Докладывать мне о каждом шорохе снаружи!
Если догадка верна и ищут того, кого похитили его люди, то дела плохи… Единственная, хотя и призрачная, надежда состоит в том, что израильтяне не найдут их: тогда можно отсидеться здесь день-два, а затем тихо разойтись поодиночке. «Аллах, будь милостив, не дай сгинуть мне и моим людям! Все наши помыслы о тебе, мы твои верные слуги и рабы! Помоги же нам в трудную минуту, отврати проклятого врага от нашего очага!» – так он обычно молился в самые напряженные минуты, но сейчас ничем не выдал своих мыслей и страха, не на шутку схватившего за горло. Его каменное лицо оставалось неподвижным.
О расстреле предателя не могло быть и речи: хотя сирена прозвучала только что, он не желал рисковать, выдав выстрелом себя и своих боевиков. А они расползлись вдоль стен, ожидая развития событий.
Оцепеневший от недавно пережитого ужаса Ахмед оставался в той же коленопреклоненной позе, только голова незаметно опускалась все ниже и ниже к вонючему холодному полу. Он не понимал, что происходит. В голове то появлялась, то исчезала не до конца оформленная мысль, говорившая, что нелепая случайность спасла ему жизнь, но теперь это уже не имело большого значения. Ему было очень плохо, все внутри разрывалось от боли. Там, где несколько минут назад билось сердце и страдала душа, образовалась огромная, выжженная ужасом пустота.
