Подошло время сеанса связи. Как ни пытался я плотнее прижаться к дереву, целый рой снега ворвался под куртку, покрыв свитер плотным белым слоем. На вызов ответ не пришел… Я повторил запрос еще раз, затем еще раз и еще… Сеанс связи не состоялся.
Я почувствовал, что, как и Баталин, страшно устал. Ноги, всегда послушные и тренированные, вдруг стали ватными, почти чужими. Колючие уколы врезавшихся в лицо снежинок стали нестерпимо болезненными. Мне захотелось спрятаться от них, укрыться, но, кроме деревьев, никакого убежища не было, да и быть не могло. Через несколько секунд я развернулся к Баталину: мы укрывали и поддерживали друг друга, пытаясь выстоять под натиском не на шутку разошедшейся стихии.
Буря улеглась так же неожиданно, как и началась. Еще выясняли между собой отношения темные злобные тучи, а на земле все стало успокаиваться и стихать. В чувство меня привело неприятное ощущение ледяной влаги в голенях и затылке. Почему-то я не мог вспомнить, когда опустился на колени, но понял, что не смогу встать, если не стряхну толстый, утрамбованный ветром сугроб, севший на спину. Пришедший в себя Баталин заработал руками, и вскоре мы с трудом выбрались из-под снежной шапки.
– Ну и дела, майор! Что же это было?
– С тобой все в порядке? Идти сможешь?
– Смогу, только куда?
– Ясно куда: искать своих. Надеюсь, что они где-то поблизости…
– Понятно…
– Давай-ка по сухарику – и вперед…
Баталин с трудом вытащил из рюкзака пакет с сухарями:
– Товарищ майор, а сухарики-то того, подмокли…
– М-м-да… Как же влага через упаковку просочилась? – Я мог бы сказать Баталину что-нибудь типа «Вот результат твоей беспечности», но дисциплинарное выяснение, затеянное в такой момент, выглядело бы неприличным. – Ну ладно, давай что есть…
Беспорядочные завалы, причудливые сугробы встречались нам на каждом шагу. Мне показалось, что небольшая снежная гора, видневшаяся невдалеке, странно шевельнулась. Пока я прибавлял шаг, из-под снега показалось пятно капюшона. Издалека лицо Одегова выглядело растерянным. Увидев меня, он энергично заработал руками и вскоре высвободился из-под сугроба.
– Чуть живьем не схоронило, а?
– Как самочувствие, Одегов?
– Как в той сказке про Снежную королеву. – Он продолжал стряхивать слежавшийся снег.
– Где Канищев?
– Мы шли с постоянной дистанцией. – Привычная улыбка сменилась полной серьезностью. – Так что если он остановился вместе со мной, то должен быть поблизости.
Мы двинулись на поиски и вскоре обнаружили развороченный снежный завал.
– Эх, паря, не дождался… – Одегов растер замерзшее ухо. – А следов-то лыжных не видать, товарищ майор… Это как понимать?
– Так и понимать, что он ушел еще до того, как буря успокоилась.
Я внимательно вгляделся в гладкий снег.
– Одегов, идите сюда. Видите едва заметные углубления? Я думаю, от лыж.
– Чтоб мне пусто было, если я что-нибудь вижу… Хотя вообще-то есть немного… Издалека оно как-то понятнее… Послушайте, майор, – он словно проснулся, – а что с группой Конина?
– Все целы, несколько минут назад была связь… Баталин, – я развернулся в сторону сержанта, – остаетесь здесь до нашего прибытия.
Сержант раскрыл рот, чтобы возразить, но не успел ничего сказать.
– Приказ ясен?
– Так точно!
Канищева мы нашли примерно через полкилометра. Он неподвижно лежал на правом боку. Нелепо задравшийся конец левой лыжи не предвещал ничего хорошего.
– Витек, очнись! Витек!..
Одегов энергично растирал снегом щеки товарища, всматриваясь в его бледное лицо. Кровь постепенно прибывала, на правой щеке Канищева обозначилось белое пятно. Обморожение…
– Это ты, Серега?.. – Голос звучал очень слабо.
Я достал флягу со спиртом. Без лишних слов Одегов схватил ее и поднес к бескровным губам Канищева.
– Глотни-ка… Ничего, боец. – Одегов утешал друга, как младшего брата. – Это только на пользу…
Примерно через час группы сошлись у подножия сопки. Бурная радость, объятия, похлопывания по плечам вызывали ассоциации с документальными кадрами времен войны. «Воссоединение двух фронтов», никак не меньше. Я постоял немного в стороне, а когда приветствия и объятия поутихли, обратился к бойцам:
