Что сказал бы Стив, если бы смог увидеть ее сейчас? Был бы разочарован и прямо так и заявил бы?
Почему она не может выбросить его из головы? Естественно беспокоиться о нем, сочувствовать из-за ужасных травм, но она не могла удержаться от вопроса, что он бы подумал и сказал о ней. Стив раньше был совсем другим: очаровательный, но ненадежный блуждающий огонек, – теперь он стал мужчиной: более жестким, более сильным, с невероятным желанием выжить. Что этот мужчина подумал бы о ней? Он все еще хотел бы ее?
Мысль заставила заалеть лицо, и Джей отпрянула подальше от зеркала, чтобы включить душ. Должно быть, она сходит с ума! Он инвалид. Даже теперь нет никакой уверенности, что он выживет, несмотря на бойцовский характер. И даже если выживет, не будет таким, как раньше. Операция по спасению глаз, возможно, не удалась: они не узнают, пока не снимут повязки. Возможно, у него поврежден мозг. Возможно, он не сможет ходить, говорить или кормить себя.
Она беспомощно ощутила, как горячие слезы снова покатились по щекам. Почему сейчас она должна из-за него плакать? Почему не может перестать этого делать? Каждый раз, когда она думала о нем, то начинала плакать, что просто смешно, ведь она не в состоянии даже узнать его.
Пэйн назначил встречу на десять, так что она заставила себя прекратить рыдать и начала собираться. Быстро управилась со сборами, и еще осталось полно свободного времени, затем с удивлением обнаружила, что хочет есть. Обычно она не завтракала, поддерживая себя бесконечным количеством кофе до обеда, когда живот начинал гореть, не позволяя много съесть. Но напряжение от работы уже исчезало, и она хотела есть.
Джей заказала завтрак в обслуживании номеров и получила его в поразительно короткий срок. Напав на еду, как жертва голодовки, она в рекордное время проглотила омлет и тост. Когда Пэйн постучал в дверь, уже прошло полчаса, как она была готова.
Пэйн ненавязчиво изучил ее лицо острым взглядом, отмечая и анализируя каждую деталь. Она плакала. И действительно прониклась ситуацией, и хотя это именно то, чего они хотели, он все же сожалел, что она испытала боль. Этим утром она выглядела значительно лучше, на лице появился хоть какой-то цвет. Изумительные глаза стали больше и ярче, чем он помнил, но отчасти это было результатом слез. Он все же надеялся, что больше ей не придется плакать.
– Я уже звонил, чтобы проверить его состояние, – сообщил он, беря ее за руку. – Хорошие новости. Жизненные показатели улучшаются. Он все еще без сознания, но мозговые волны увеличили активность, и доктора сейчас более оптимистичны, чем раньше. Ему действительно стало намного лучше, чем ожидалось.
Джей не стала указывать, что это они ожидали, что он умрет, так что любое, даже малейшее положительное изменение в его состоянии лучше, чем смерть. Она не хотела думать о том, как близко он подошел к смерти. Она никак не могла понять, как Стив стал ей так важен в течение тех минут, что она стояла у кровати и касалась его руки.
Большой белый военно-морской госпиталь этим утром был гораздо оживленней, чем вчерашней ночью, в дверях отделения реанимации, где находилась палата Стива, стояли два других охранника. И снова они, казалось, знали Пэйна в лицо. Джей задалась вопросом, сколько раз он приходил сюда увидеть Стива, и почему считал необходимым вообще находиться здесь. Он ведь этим утром уже проверил состояние Стива по телефону. Независимо от того, что натворил Стив, он, вероятно, чрезвычайно важен, и Пэйн хотел быть рядом в тот момент, когда тот придет в сознание, если когда-нибудь это произойдет.
Пэйн предоставил ей войти в палату одной, сказав, что хочет поговорить с кем-то. Джей рассеянно кивнула, внимание уже сосредоточилось на Стиве. Она захлопнула открытую дверь и вошла, оставив Пэйна стоять в коридоре, практически оборвав на полуслове. Печальная улыбка искривила его рот, когда он посмотрел на закрытую дверь; потом он повернулся и быстро зашагал по коридору.
Джей посмотрела на мужчину на кровати. Стив. Теперь, когда она снова увидела его, было еще трудней признать, что это Стив. Она помнила живого, кипящего энергией Стива; а сейчас он оставался по-прежнему неподвижным, и это лишало равновесия.
