– Умираю от голода.
Они быстро позавтракали, и вскоре Стив снова начал бродил по маленькой комнате, которая от его неугомонности стала казаться еще меньше. Его нетерпение было ощутимой силой, ощетинившейся вокруг. Он провел в этом помещении слишком много недель, лежа на спине, абсолютно беспомощный и слепой, неспособный даже кормить себя. Теперь вернул себе подвижность и через несколько минут узнает, восстановлено ли зрение. Доктор уверен в успехе операции, но пока повязки не снимут, и он действительно не начнет видеть, Стив не позволял себе верить этому. Его терзали ожидание и неуверенность. Он хотел видеть. Хотел знать, как выглядит Джей; хотел получить возможность совместить ее лицо и голос. Если он навсегда потеряет зрение, то должен увидеть ее лицо хотя бы на мгновение. Каждая клеточка в теле знала ее, ощущала ее присутствие; но даже учитывая, что она описала ему себя, он хотел мысленно представлять ее лицо. Остальная часть исчезнувшей памяти не преследовала его так сильно, как осознание того, что он не помнит Джей, и самым болезненным было то, что он не мог вспомнить ее лицо. Как будто потерял часть себя.
Он поднял голову, как настороженное животное, когда услышал, что открывается дверь, и хирург-офтальмолог засмеялся.
– Я был почти уверен, что вы уже сами сняли повязки.
– Не хочу отнимать у вас хлеб, – ответил Стив.
Он стоял очень спокойно.
Джей была все так же неподвижна, напряжение возрастало, пока она наблюдала, как все они – хирург, медсестра, Ланнинг и Фрэнк – входят в комнату. Фрэнк принес пакет с названием местного универмага и положил его на кровать. Не спрашивая, Джей знала – там уличная одежда для Стива, и была благодарна Фрэнку за то, что он подумал обо всем, потому что она даже и не вспомнила об этом.
– Сядьте сюда, спиной к окну, – сказал хирург, направляя Стива к стулу.
Когда Стива разместили, доктор взял ножницы, прорезал марлю и липкую ленту на виске, потом осторожно снял верхнюю повязку, чтобы не сдвинуть подушечки на глазах и не позволить ленте потянуть кожу.
– Немного отклоните голову назад, – проинструктировал он.
Джей вонзила ногти в ладони, сердце заныло. Впервые она увидела его лицо без бинтов; остались только маленькие марлевые повязки, тампоны на глазах закрывали виски и брови, так же как скулы и горбинку носа. Он был красивым мужчиной, но больше таковым не являлся. Нос не совсем прямой, и они сделали горбинку немного выше, чем она была перед взрывом. Скулы выглядели более рельефными. В целом, лицо стало более угловатым, чем раньше; раны, которые он получил, явно бросались в глаза.
Доктор медленно удалил марлевые подушечки, затем протер веки Стива, приняв какое-то решение. Кожа на глазах выглядела слегка поврежденной, а сами глаза казались посажены глубже, чем прежде.
– Задвиньте занавески, – спокойно приказал доктор, и медсестра стянула их вдоль окна, затемняя палату.
Врач включил тусклый свет у кровати.
– Хорошо, теперь можете открыть глаза. Медленно. Позвольте им привыкнуть к свету. Затем моргайте, пока они не сфокусируются.
Стив открыл глаза узкими щелочками и моргнул. Потом попробовал еще раз.
– Проклятье, очень яркий свет, – сказал он.
И снова полностью открыл глаза, энергично моргая, пока они не сфокусировались, и повернул голову к Джей.
Джей застыла на месте, дыхание остановилось. Это походило на изучение орлиных глаз, встречу с жестким пристальным взглядом хищника, высоко летающего хищника. Она смотрела в глаза мужчины, которого так сильно любила, так жаждала, и ужас заморозил кровь. Джей помнила бархатные, шоколадно-карие глаза, но эти глаза были темного желтовато-коричневого цвета, блестящие, как прозрачный янтарь. Глаза орла.
Перед ней был мужчина, которого она любила и не знала, кто он, но точно знала, кем он не являлся.
Он не Стив Кроссфилд.
Сердце почти остановилось у него в груди. Джей. Лицо соответствовало имени и голосу, нежным прикосновениям, сладкому неуловимому аромату. Она точно описала себя, и все же слова были далеки от реальности. На самом деле Джей обладала тяжелой гривой медово-каштановых волос, глазами, как глубокий синий океан, и полным, мягким, уязвимым ртом. Боже, ее рот. Губы алые и полные, такие же сочные, как зрелая клубника. Это самый страстный рот, который он когда-либо видел, и мысль о поцелуях, о том, как эти губы касаются его тела, заставила поясницу заныть от жестокой боли. Джей была неподвижна, лицо бесцветное, если бы не глубокие водоемы глаз и удивительно экзотический рот. Она смотрела на него, как загипнотизированная, не в состоянии отвести взгляд.
